Золотой Ипподром: День третий (8)

Из «Синопсиса» Фома отправился на ипподром, где уже закончились бега. Возле стартовой башни его должен был ждать Сергий Стратигопулос, который намеревался прогуляться по вечернему Городу. Амиридису тоже не мешало расслабиться после трудного перевода с арамейского и всей суеты прошедшего дня.

В толпе у главных ворот ипподрома Фома едва нашел Сергия. Тот стоял, прислонившись к стене, и меланхолично наблюдал за движением встречных потоков нарядных горожан. Те, кто днем не попал на трибуны, могли сейчас посмотреть на выступления вольных артистов. Сквозь проездную арку было видно, что над ареной натянут канат, по которому медленно двигается человек в телесном трико, несущий на плечах двух мальчиков. На подмостках возле Спины кривлялись мимы, оттуда временами доносился раскатистый хохот.

— Пошли! — сказал Сергий, отлепляясь от стены. — Мне здесь уже надоело, поищем что-нибудь поинтереснее.

Стратигопулос сегодня надел странный полувоенный костюм, состоявший из зеленоватых брюк с карманами, защитного цвета майки с вышитой группой крови, и оливковой шляпы. Впрочем, последнюю Сергий вскоре снял и засунул за пояс, почувствовав, как неприязненно косятся на него те, кто причислял себя к победившим «красным». Они веселились вовсю и, кажется, не прочь были выяснить отношения со всеми синими, зелеными и белыми вместе взятыми. Но потасовки сегодня не входили в планы отставника.

Друзья медленно преодолели запруженную веселым народом площадь и углубились в переулки. Здесь тоже было людно и шумно. Окна и двери всех гастрономических заведений были распахнуты, на тротуарах стояли столики, и ни один стул не пустовал. Повсюду что-то жарилось и пеклось, варилось и тушилось, восхитительные ароматы смешивались с запахами разогретого за день камня, дерева, цветов, росших прямо на улице в огромных горшках, кофе, хлеба и пряностей. Невысокие чистенькие домики с долей ужаса глядели на проплывавшую внизу толпу. Кое-где из окон выглядывали любопытные, но смотреть пока было особенно не на что.

На небольшом перекрестке, в центре которого красовалась клумба с обшарпанной статуей, было куда интереснее. Здесь заканчивалась безалкогольная зона, и друзья, купив у мальчишки по бутылочке ледяного «Олимпа» и по пакетику соленых креветок, оседлали подходящий парапет и погрузились в созерцание. На площади было довольно шумно. У самой клумбы стоял жонглер, крутя над запрокинутой головой с десяток стеклянных амфор. Неподалеку другой трюкач вращал вокруг себя длинный шест с горшками на концах, откуда вырывались длинные языки пламени. В крошечном палисаднике примостился стеклодув со своими трубками и горелками, вокруг него были разложены на продажу стеклянные диковинки. Сновали продавцы рыбных лепешек, бараньей требухи и сыра.

Солнце быстро садилось, и тени стали густыми, а подворотни и закоулки уже потонули во мраке. Справа доносилась мелодия флейты, слева — ритм литавров и барабана, там, видимо, танцевали. Перезвон церквушки тщетно призывал загулявших прихожан к вечерне. Было уютно и немного таинственно.

Сергий сделал несколько больших глотков из своей бутылочки и неожиданно прервал молчание:

— Знаешь, почему наша достославная Империя просуществовала такую уйму лет?

— И почему же? — хитро ухмыльнулся Фома.

— Да потому, что мы никуда не отправлялись за развлечениями. Здесь веселее всего!

— Интересная версия!

— Главное, оригинальная!

— А как же наши славные защитники? Разве они здесь не при чем?

— Конечно не при чем! Это всё чудеса Господни, разве ты не знаешь?

— Ты уж не в попы ли решил заделаться, дружок? — съехидничал археолог. — Или вживаешься в роль для нового рассказа?

— Мне роли не нужны. Захочу, так про нас с тобой напишу, как мы здесь сидим, и выйдет из этого интрига! А попы… Что попы? Если б они всегда были такими, как сейчас, никаких чудес бы никогда и не произошло. Все бы пустили на неврозы и галлюцинации…

— Да ты, братец, еретик!

— И охальник при том!

— Кстати, ты ведь еще не знаешь, — встрепенулся Фома, — нашего главного благочестивца сегодня взяли в вилку! Все ссылки на Пановские статьи теперь говорят только «Господи, помилуй!»

— Ловко!

— Причем знаешь, что я думаю? Ведь это красные, не иначе. Только они могли написать «Господи» с ошибкой.

— Разве Пан болельщик? — вскинул брови Стратигопулос.

— Да ну тебя, я же про коммунистов толкую! Наверное, им не нравится, что в случае прокладки трубы разберутся с их хурритскими друзьями, и…

— Тэкс-тэкс, — скривился Сергий. — Я тебя уверяю, те ребята разбираются в греческой грамматике не хуже нас с тобой. Хотя многие в это и не хотят поверить, особенно те, кто в длинных рясах. Думаю, именно они так и написали для отвода глаз.

— Думаешь, Кириковых рук дело? — с сомнением поинтересовался Амиридис.

— Его! Он самый умный из этой братии. Во всяком случае из тех, кто на виду, а не сидит в келье с четкой. Под Кириком сейчас стул зашатается, вот он и нервничает.

— Но ведь ему так до беды недалеко!

— Конечно! Но он мыслит стратегически: сейчас можно рисковать. Если возьмет быка за рога, то… Поддержка у него большая, на такие шансы можно ловить. Впрочем, ну его, — Сергий вдруг засуетился и соскочил на мостовую. — Пойдем потихоньку дальше, а то не успеем.

— Куда не успеем? — удивился Амиридис?

— Узнаешь!

— А, вот они, начинаются твои интриги!

— Конечно! Вон, видишь ту парочку — давай-ка за ними!

Фома посмотрел в указанном направлении и увидел двух стройных девушек в светлых платьях. У одной золотистые волосы свободно падали на плечи, другая свила черные косы в затейливую прическу и прижала шляпкой. Девушки быстро удалялись по переулку, но Фома вдруг заметил, как светленькая искоса бросила взгляд в его сторону.

— А зачем это? — пробормотал Амиридис, увлекаемый другом за локоть.

— Просто так. Сегодня вечер приключений, запомни его на всю жизнь!

Друзья быстро сунули пустые бутылки небольшому бродяжке из тех, что ходят в праздничные дни с пластиковыми корзинами на спине и животе, и преследование началось.

Улица постепенно спускалась вниз, в переулках по левую руку порой мелькало море. Друзья двигались в сторону порта. Девушки торопились, почти бежали, временами расталкивая прохожих. Через каждые десять шагов слышался их заливистый смех. Но назад подруги оглядывались все реже — видимо уже не сомневались, что преследователи не отстанут. Фоме и Сергию, шагавшим широко, было легко удерживать заданную дистанцию.

Навстречу попадалось все больше попрошаек, предпочитающих скучному заработку благородное выпрашивание — иногда довольно приличного вида люди. Правда, при взгляде на решительного Стратигопулоса почти у всех пропадала охота клянчить «на бублик». Однажды Сергий сделал странный жест левой рукой, явно адресованной проходившему навстречу немолодому мужчине. Тот широко улыбнулся и тоже начертил что-то пальцами в воздухе.

— Это из наших. Воевал в Заиорданье, — пояснил Сергий.

Улица сузилась. Здесь начинался квартал богатых особняков. Все они была ярко освещены, и в их ворота по временам впускали толпы разодетых артистов, акробатов и просто трюкачей. Гремела разностильная музыка, где-то явно играли в медведя. Редкие автомобили приветствовали горожан пронзительными гудками.

— Эх, хорошо им здесь веселиться! — воскликнул Фома.

— Им-то хорошо, а монахам здешним я не завидую, — отозвался Сергий, махнув рукой куда-то в сторону. — А уж про Сергие-Вакховых вообще молчу! Как они выживают около ипподрома, непонятно.

— Наверное, залепляют уши вареной полбой, — сострил Фома.

— Чем-чем?

— Полбой. Ну, или что они там едят?

— Да нормально они едят, не беспокойся. И вообще милейшие, образованные люди, я у них однажды две недели прожил.

— Ты?! — опешил Амиридис и даже на секунду остановился, забыв про убегающих девушек. — Что ты там делал?

— Все тебе скажи! — Сергий хитро подмигнул. — Надо вот было. Так получилось. Впрочем, у них есть подворье на Афусии. И собственная пристань. Если кому особо нужна тишина, а в подвал лезть неохота, так тот на праздники уплывает.

Улица вылилась в обширный сквер. Там уже горели уличные фонари и переносные лампы. Вдоль дорожек стояли длинные столы, вокруг них толпилась гуляющая публика и суетились люди в красной униформе. Дело явно шло к раздаче съестного. Кто-то громко рассказывал в мегафон биографию Феотоки, вставляя попутно смешные комментарии.

— Что-то я проголодался — решительно заявил Сергий.

— А как же… — Фома неуверенно кивнул в сторону девушек.

— Они сейчас остановятся. Черненькая захромала, — пояснил Стратигопулос.

Действительно, барышни сбавили темп и, не оглядываясь, направились к раздатчику. Получив по небольшой корзиночке, они уселись за столик пировать во славу возниц героических красных, которым, судя по восторженности оратора, древний Город чуть ли не обязан был существованием.

— Может пойдем отсюда, а? — взмолился Амиридис. — Что-то меня эти бесплатные блюда смущают. Да и болел я за синих…

— Сразу видно, что ты гражданский, — засмеялся Сергий. — Бесплатная еда это прекрасно. Солдат и нужно кормить бесплатно. Вот когда появляется бесплатная выпивка, это другое дело, это очень подозрительно и всегда неспроста. Кстати, о выпивке!

Стратигопулос покрутил носом и потянул друга к огромной бочке, возле которой стоял усатый анатолиец. Вино здесь разливали в высокие пластиковые бокалы.

— Щедрее лей, чтоб помнилось, что пил! — подмигнул Сергий селянину, и тот, что-то одобрительно бормоча, наполнил высокий бокал до самых краев.

Расплатившись, Сергий с Фомой разжились у гостеприимных красных парой лепешек с жареным мясом и расположились, как многие другие, прямо на траве. Не теряя, впрочем, из виду девушек.

Вокруг царило невероятное веселье. Вдалеке звучал старинный военный марш, но крики разносчиков и зазывал из импровизированных лавочек покрывали и звуки литавр, и громкие здравицы ритора красных. Всюду сновали разодетые барышни с мороженным и без, прохаживались семейства с детьми и животными, гвардейцы в парадных, белых с золотом мундирах, развязные туристы. Неподалеку длинноволосые юноша с девушкой пели под гитару веселые куплеты.

— Эх, хорошо что всего этого не видят благочестивцы во главе с Паном! — воскликнул Амиридис, сделав пару хороших глотков. — Тот, пожалуй, только расстроился бы лишний раз. Сказал бы, что все вульгарно, негигиенично и вообще распущенность нравов.

— А, ну да, он ведь считает, что у всех нас в голове микрочипы со Златоустом или, на самой худой конец, «Илиадой», но мы их ленимся включать.

— Микрочипы это грешно, это антихрист! — захохотал Фома.

— Нда? Я антихрист и есть, значит. У меня ведь есть чип, прямо в кости.

Амиридис поперхнулся вином.

— Да ты что?!

— Ну да, опознавательный. Это очень удобно. А то, представь, находят в Сирии твой череп и начинают гадать, знал он что-нибудь про древние куколи или нет.

— Куколи не трогай, это святое!

— Ну, не важно. А тут пожалуйста: если есть сигнал в приемничке, значит это солдат, павший за единственную в мире Империю.

— Тогда за нее!

— И за императора!

Друзья выпили еще красного терпкого вина.

— Кстати, о жарких странах, — сказал Стратигопулос. — Я давно хотел тебя спросить: не порекомендуешь ли ты мне хороший учебник амхарского?

— О, ты решил просвещаться? А зачем, если не секрет?

— Так, есть у меня один проект, потом расскажу. Я понимаю, тебе меня учить некогда, я уж сам как-нибудь, но на помощь рассчитываю.

— Да конечно! Только учебник на французском. У тебя с ним как?

— Вполне. Сойдет. Я, конечно, академий не кончал, только училище, но кой-каким языкам там все же научили.

— А хурритский? — лукаво сощурился ученый.

— Это уже на практике.

За разговором друзья и не заметили, как к ним приблизилась немолодая дама весьма подозрительной наружности.

— Мальчики! — сказала она глухо. — Дайте закурить… ну, или хоть винца хлебнуть.

Сергий сделал большой глоток и протянул ей свой бокал, где оставалось еще изрядно.

— Держи! А мы побежали.

— Куда? — встрепенулся Фома.

— Ты что, не видишь — барышни уходят? В погоню!

Действительно, блондинка и брюнетка, видимо, отдохнув, уже успели отойти вглубь аллеи.

Друзья вскочили.

— Что бы этих вот, — Фома кивнул назад, когда они немного отошли, — не заставить хоть мусор, что ли, убирать?

— Во-первых, это не романтично. Во-вторых, мусорщиков хватает. В-третьих, они и так убирают мусор. По-своему.

— В каком смысле?

— А в таком, что подгуляет какой-нибудь солдатик или клерк, разойдется, и потянет его на подвиги, а подвиги тут как тут. Не самый лучший способ, но когда шлюх слишком усердно гоняют с улиц, они переселяются во дворцы!

— Нет уж, спасибо! Хватит с нас и Синклита!

— Ну, там-то профи, не этой дамочке чета!

Погоня за девушками скоро привела Сергия и Фому на набережную Ликоса. Уже стемнело, над Городом висело темно-синее небо, по которому в разных направлениях двигались огоньки самолетов. Отсюда было видно море и древний порт Феодосия — там все сверкало огнями. На набережной шло гуляние. Орда студентов устроила хоровод и весело топала ногами под звуки диковинных дудок и тарелок. Не задерживаясь, друзья пересекли мостик над более чем скромной речкой — Ликос начал пересыхать еще в средние века, и теперь городским властям приходилось постоянно поддерживать его существование, все-таки историческая водная артерия! — и оказались на портовой стороне. Здесь уже чувствовалась другая атмосфера. Появились группки астиномов, важно расхаживающих по трое и по пятеро со своими блестящими палками. Но прекрасные беглянки, конечно, не намеревались углубляться в портовые переулки, а направились по ярко освещенной набережной в сторону Бычьего Форума.

— Так. Слушай мою команду, — внезапно процедил Стратигопулос. — Правое плечо вперед, шагом марш!

С этими словами он увлек Фому в боковую улочку. Здесь было гораздо темнее и тише.

— Что же ты? Зачем? — недоумевал Фома. — Они же думают, что мы идем следом, неудобно получилось…

— Неудобно получилось бы, если б они остановились и сказали: «Здравствуйте, мальчики! Куда мы направимся?» Или позвали бы в гости на чашку тминной воды. А так — ничего страшного. Будем считать, что мы потеряли барышень и с горя ударились во вся тяжкие! Пошли!

Сергий потянул друга за собой. Пейзаж быстро стал унылым. Фонари встречались все реже, дома стояли серые и обшарпанные, по пустынной мостовой ветерок гнал какую-то бумагу.

— Вот тебе и Око вселенной! — посетовал Фома. — Не напороться бы здесь на неприятности…

— Вот ты и в Оке соринку нашел! — фыркнул Сергий. — Не бойся, все неприятности пляшут на ипподроме или сидят по кабакам. Так что здесь сейчас самая большая неприятность — твой покорный слуга.

Близость порта чувствовалась все сильнее, уже пахло рыбой, соляркой и водорослями. Конечно, Вланга Бостана уже давно не была грузовой гаванью, но множество более мелких суденышек швартовалось именно здесь. Считалось, что реальная жизнь необходима для поддержания в порядке старинных молов и пирсов.

Не доходя до портовой стены, друзья резко свернули влево и грязноватым переулком спустились вниз, к морю. Здесь стояла мощная башня морских укреплений, охранявшая кусок стены, где был сделан дверной проем. Над входом светилась алая вывеска: «Карибы». За дверью оказалась довольно крутая лестница. Спустившись, Сергий и Фома оказались в просторном сводчатом зале, разделенным на отсеки мощными столбами и арками. Здесь было сыровато — то ли от дыхания множества мужчин, сидевших за дубовыми столами, то ли от близости морских волн. Когда-то укрепления стояли прямо в воде Пропонтиды, но со временем кромка берега отодвинулась и вода ушла — хотя, похоже, не вся.

— Ух ты, это же казематы морских стен Феофила! — воскликнул Фома. — Девятый век! Не знал, что они где-то есть в такой сохранности!

— Да, хорошее местечко. Рекомендую изучить все входы и особенно выходы, — пробормотал Сергий.

Встав в картинную позу, он провозгласил:

«Душа горит, и за бокал вина

Я отдал бы теперь стада Киклопов —

Всех, сколько их ни есть. Стряхнуть тоску,

А там… хоть с этого утеса в море!..

Кто радостей не любит хмеля, тот

Безумец! Сколько силы, сколько сладких

Забав любовных в нем…»

— Гм. Впрочем, ну их к воронам, эти забавы. Оставим их наверху, — вдруг поправил он сам себя.

Ближайшие столики одобрительно зашумели, кто-то замахал руками, приглашая присесть. Но Сергий, откланявшись, занял вместе с Фомой уютное местечко в углу и заказал подбежавшему пареньку в форме юнги кувшин вина, хлеба и сыра. Вскоре ароматная влага уже полилась в глотки бархатистым кисловатым ручьем. За синих, белых и зеленых. За императора Феофила и за Великий Флот.

К столику время от времени подходили люди, кланялись Сергию, молча с ним обнимались или приглашали присоединиться к компании. С некоторыми Стратигопулос обменивался таинственными знаками, но каждому говорил:

— Потом, друзья мои, потом! Сегодня у меня важное дело.

— Ты, я вижу, здесь как дома, — заметил Фома. — Моряки, солдаты, песни, попойки…

— Чего и тебе желаю! Иногда полезно забыть скучные дела и ученые штудии.

— Да, но… ты и любовные забавы, кажется, забыл навсегда, — посетовал Амиридис.

Вино явно делало его грустным. Он посерьезнел и подпер ладонью подбородок.

— Вот спрашивается, для чего мы сегодня гнались за этими девицами?

— Ну, во-первых мне нравилось, как они двигаются, — меланхолично отозвался Сергий. — Во-вторых, так веселее. В-третьих, мы пересекли самую невыносимую толпу и почти этого не заметили, потому что — в-четвертых — у нас была ясная цель!

— Как скучно! Ставить себе недостижимые цели, а потом самому про них забывать!

— Не совсем. Если хочешь знать, эта погоня — для тебя урок. Ты ведь все хочешь о женщинах говорить, да? Ну, так вот. С ними всегда так: ты догоняешь, она убегает, и делает вид, что ты ей не нужен, и оглядывается, не отстал ли. И это всегда, это постоянно, даже вне зависимости от ваших отношений. Женщина это бесконечная игра! Но ты азартный: вроде поначалу тебе и не надо играть, а потом не можешь бросить. Берегись! — Сергий широко улыбнулся и похлопал собутыльника по плечу.

— Эх, да что толку в играх? Я вот никогда не добьюсь той женщины, которая мне нужна.

— Вот еще новости! А что ты уже делал, чтобы ее завоевать?

— Ну… Я пытаюсь говорить с ней, несколько раз позвал в театр, но она вечно занята… В общем, это, видимо, безнадежно.

— Дружок, да ты ничего не понимаешь в женщинах, — хмыкнул Стратигопулос. — Они как крепостная стена: не подошло одно орудие — ищи другое, третье, и так пока не добьешься результата. Если ты, конечно, уверен, что он тебе действительно нужен. Впрочем, все это очень даже банально.

— Но как же так? — расстроено промолвил Фома. — Я думал, что должно быть сродство душ, и если женщина видит в тебе э… потенциально близкого человека, то должна сама сделать шаги навстречу…

— Женщина? Шаги? Ты действительно много пропустил в жизни, сидючи за своими свитками! Или выпил лишнего? Забудь это, выкинь из головы! Кстати, подлей-ка нам. Громадное большинство женщин способно только милостиво ответить на твои ухаживания и тебя же за это посадить на цепь. Женщина настроена на то, чтобы брать — если не ради себя, то ради детей.

— И это правильно, — пробормотал Фома.

— Допустим. Если угодно. Если, то есть, ты к этому заранее готов. Не все так. Но заметь, — Сергий наставительно поднял палец, — есть небольшое число женщин, способных и отдавать. Причем даже независимо от того, получают ли что-нибудь взамен. Такая будет кормить тебя и обихаживать, даже если ты каждый день будешь являться пьяный и в чужих духах… На мой взгляд, эти еще хуже первых.

— Сия добродетель не очень-то свойственна ромейским женщинам, — уверенно подал голос ученый.

— Положим, так. Их счастье. Но и ромейских женщин, способных стать настоящими подругами, единицы. Таких, то есть, которые действительно разделят с тобой заботы и не будут требовать Бог знает чего, но и служанками не станут…

— Так твой идеал — гетера! — внезапно расхохотался Амиридис. — Да-да, это точно то, что тебе нужно!

Стратигопулос смутился и даже закашлялся, поднеся к губам бокал.

— Гетерам платят деньги, и…

— А ты бы хотел бесплатную! Но таких давно уже не бывает!

— Мне кажется, я однажды видел женщину, ни на кого не похожую, — задумчиво промолвил Сергий. — Знаешь, когда мы брали того знаменитого Лежнева, у него в окружении была одна девушка — не помню, как ее звали, как-то на «А».

— А какое ты имел к этой истории касательство? — удивился Фома.

— Я тогда служил в астиномии, был региональным асти, и все произошло на моем участке…

Амиридис присвистнул.

— Ты — в астиномии? Не знал о тебе этой подробности! Ну-ну?

— Да, было дело…

— Но из горных стрелков попасть в астиномы — это…

— Ага, — кивнул Стратигопулос печально, — пить нужно было меньше в свое время!

— Как-то не похоже, что ты стал трезвенником! — хохотнул Фома.

— Ты не понимаешь… тогда все было по-другому…— вздохнул Сергий. — Так вот, она с ними жила как послушница…. Не представляю, чем они ее прельстили. Видно только было, что все эти разоблачения просто душу ей перевернули. А красивая — глазищи в пол-лица. Только скрюченная какая-то, забитая. Мы ее первую тогда отпустили, хотя это было и несколько против правил… Вернее, ей понадобилась помощь, пришлось срочно договариваться в реабилитационном центре на Закинфе. Так вот я думаю, это была единственная настоящая женщина, которую я встречал. Было в ней что-то такое… Нет, конечно никакой любви к этому попу я не подозреваю, хотя шла она за ним очертя голову и до последнего, но при этом сохранила благородство какое-то… Впрочем, словами этого не описать, особенно здесь и сейчас. Давай лучше еще по одной, — Сергий протянул руку к кувшину и, наполняя стаканы, задумчиво проговорил: — А интересно, что с ней стало?..

Друзья выпили еще. Фома стремительно впадал в сентиментальность, его глаза увлажнились.

— Ну, понятно, — сказал он. — А у меня — вот…

Он вытащил из кармана фотографию черноволосой девушки с несколько азиатскими чертами круглого лица. Она была снята второпях, на какой-то вечеринке, белая рука с бокалом даже вышла размытой.

— Эк тебя, — пробормотал Сергий. — Ну да, ее театрами не удивишь.

— Ты ее знаешь?!

— Да что ты, голубчик, действительно с луны свалился? Кто ж ее не знает? Только я думаю, та еще должна быть штучка, раз с такими деньгами до сих пор в девицах. С подковыркой…

— Она замечательная! — расстроено протянул Фома.

— Тогда за твой успех!

— Думаешь, это еще возможно? — вспыхнул Амиридис.

— Конечно. Если только ты разучишься, наконец, краснеть при разговорах о женщинах! Ну, да ладно, — Сергий глянул на часы и нахмурился. — Лучше скажи мне, о ученейший из друзей… зачем людям нужна религиозная экзотика? Почему они просто не могут веровать и жить по своей вере? Вот хочется тебе благочестия, так иди в монастырь, трудись там, молись. Но нет! Они лучше будут жить в городе, ходить в странных одеждах и всем говорить, что почти монахи! Ладно бы хоть молчали по-монашески… Или все эти фанатики вроде Лежнева — откуда они берутся? Ведь на них есть спрос. Импортный товар, контрабандный. Приедет к нам такой, и начинают его носить на руках, пестовать, прославлять, пойдут к нему в услужение — до тех пор, пока не окончится все какой-нибудь мерзкой историей. Почему? Можешь мне объяснить?

— Может, и могу, — отозвался разомлевший Амиридис. — Видишь ли, у нас все слишком сложно. И в монастыре жить сложно, там же — хвала прежним государям! — давно нет тепличных условий. А еще сложнее в богословии по-настоящему разбираться. Ну вот, а тут приедет отец Патермуфий из-за границы, или свой чудотворец спустится откуда-нибудь с гор, и пошла потеха. Все он тебе объяснит, растолкует, по полочкам вкратце разложит, да так, что ты и других вскоре поучать начнешь. Что есть, что пить, что говорить, чтобы спастись побыстрее. Получается, в общем, такая квазирелигия, удобный концентрат. Как сухой творог для астронавтов — положил в карман и таскаешь. Не портится, не пачкается, всегда под рукой…

— Ненавижу концентраты! — сказал Стратигопулос, поднимаясь с места. — Пойдем, у меня тут небольшая деловая встреча. Это недолго.

Друзья пересекли зал, который весь гудел от звуков «Старой галеры», исполнявшейся нетрезвыми голосами сразу на несколько столиков, и проскользнули в низкую дверь. За ней был еще один зал, и совсем не маленький, но тихий и почти безлюдный. За длинным столом сидело несколько сурового вида мужчин, перед ними стояли чашки с кофе и рюмки с коньяком. Они встретили Сергия приветственным гулом, на Фому же покосились подозрительно.

— Это со мной, это надежный человек, — успокоил собравшихся Стратигопулос и усадил друга за дальний столик, возле которого стоял небольшой книжный шкаф, пестревший потрепанными корешками. — Посиди здесь полчасика, ладно? У меня действительно важный разговор.

— Хорошо, — благодушно улыбнулся Фома, — я пока почитаю.

Расположившись за столиком с антологией африканских символистов двадцатого века, Фома старался не слушать разговор в углу, но там особо не старались что-либо скрывать. Сначала говорил Сергий. Хмель слетел с него, казалось, без остатка. Разложив перед собой большую карту, он начал объяснять собравшимся:

— Сосредоточение в восемь ноль-ноль. Рубеж зеленых. Рубеж красных. Частоты астиномии… Операцией руководит Ласкарис, вот его номер. По его команде начинаете сходиться. Только осторожно там… ну, вы все понимаете. Дело нешуточное… Женщины, может быть, дети… Не мне вам объяснять. Отбой тоже по его команде. Отход красных, отход зеленых… Ну, что еще? Да, вот аванс…

О стол звякнул увесистый мешочек с золотыми номисмами, которые ценили в этом Городе все серьезные люди, и Амиридис невольно поднял глаза. Он увидел, что здоровенный смуглый детина во главе стола смотрит на Сергия испытующе. Пятеро других впились глазами в карту. Но сладкая дремота постепенно одолевала Фому, и дальнейшее он слушал уже сквозь сгущавшуюся пелену. Перед его мысленным взором тянулись саванны с жирафами, плескалить темные озера, бежали отважные темнокожие охотники…

… Не слишком ли просто все? Какие могут быть осложнения?…

… А они там действительно все продумали?…

… сухой фуксин…

… куда податься…

…Да, но так выкручивать руки — хамство. А хамы только по-хамски и понимают…

…по тридцать человек…

— Итак! — Амиридис вдруг очнулся от громкого восклицания Стратигопулоса; тот стоял перед столом и уже явно прощался. — Думаю, всем все ясно. Для бойцов дело привычное. Они профессионалы. Не доверять же астиномам ювелирную работу! Ведь настоящая астиномия здесь кто?

— Мы! — весело закричали шесть хрипловатых голосов.

— Ну, вот и славно.

Оборотившись к Амиридису, Сергий махнул ему рукой:

— Пошли, пора проветриться!

— Кто, захмелев, уходит с пира — глуп, — сонно пробормотал ученый.

— А кто и пьян, и дома, тот философ, — рассмеялся в ответ странный отставник.

предыдущее   |||   продолжение