Траектория полета совы: Зимние надежды (7)

Алекс предложил встретиться без четверти шесть у кинотеатра «Плеяды», где шел новый византийско-итальянский фильм «Историк из Кесарии», так что Афинаида вполне успевала вернуться с работы домой, пообедать и переодеться. Однако все это время она провела в смутных чувствах. Разговор с Ириной стал для девушки настоящим потрясением: она никак не ожидала услышать от старой подруги «такие ужасные вещи» и в очередной раз задумалась о том, как строить свою дальнейшую жизнь. Конечно, Мария права: нужно раскрепощаться — но до какой степени? Ирина зашла по этому пути уже очень далеко… и так далеко Афинаиде идти вовсе не хотелось. Но все-таки как же провести грань и определить: вот это делать можно всегда, вот это зависит от обстоятельств, а вот этого она не будет делать никогда и ни при каких раскладах?

Ну, хорошо, она не будет ходить по мужикам, и можно по этому поводу гордо сказать: «Меня не прельщает подобный разврат!» Но… что вообще такое разврат? Конечно, спать сегодня с одним, а завтра с другим — это разврат. И лезть под бок к первому встречному, только чтобы к кому-то «прислониться»… Нет, Афинаида не чувствовала такой потребности. Конечно, иногда ей бывало грустно, одиноко… но не до такой же степени, чтобы вешаться на шею кому попало!

 Да, но если бы… Перед ее мысленным взором возник улыбающийся ректор Академии, и Афинаиде тут же стало жарко. «Я фарисейка! — подумала она. — Если б он предложил мне, я бы не смогла отказаться, даже если б эта связь продолжалась недолго… да хоть бы даже всего одну ночь, если уж совсем быть честной!.. Что тогда и рассуждать о разврате?! Подумаешь, какая целомудренная нашлась!»

Она не предается разврату только потому, что ей не нужен просто субъект «в штанах», а нужен только один мужчина… который никогда не захочет сделать ее своей женщиной. Именно поэтому она и останется в девках, а вовсе не почему бы то ни было еще! Ну, и какая из нее после этого христианка? Ведь с христианской-то точки зрения развратом является все, что не освящено брачным венцом… А Лежнев говорил даже о том, что и в браке нельзя предаваться «порочному сластолюбию» и внушал ее матери, что Господь именно потому наказал ее уходом мужа, что она была слишком падка до «греховных удовольствий тленной плоти»… Бррр! Афинаида теперь краснела, вспоминая иные его проповеди, а тогда им казалось, что все это очень духовно, очень аскетично, приводит к покаянию и сокрушению…

Все-таки хорошо, что Ирина не стала расспрашивать о ее жизни! Пожалуй, она слишком проницательна по части отношений мужчин и женщин, сразу выдала, что подруга похожа на влюбленную… Начала бы выспрашивать, слово за слово… Нет, Афинаиде ни с кем не хотелось говорить о Киннаме. Это было такое глубокое, такое сокровенное… и рассуждать об этом, как Ирина о своих «героях»?! О, нет! Афинаиду даже передернуло при мысли, что в подобном же духе, за рюмкой ликера, она могла бы болтать о своем чувстве к великому ритору. Нет-нет, пусть это останется ее тайной. Зачем о нем говорить? Все равно ведь из этого ничего не выйдет, кроме мечтаний…

«Но, Боже, как я могла так сильно влюбиться?!» — в который раз подумалось ей. Неужели все эти женщины, которые сохнут по Киннаму, любят его так же? Что-то не верится… Мари вот призналась, что «малёхо» влюблена, но как-то сомнительно, чтобы она думала о нем вечерами, чтобы ее кидало в жар от мыслей о нем… И уж точно она бы никогда не потеряла перед ним дар речи, как случалось Афинаиде… Мари — и потеря дара речи! Афинаида даже рассмеялась при этой мысли, настолько было трудно вообразить себе подобное. А все эти студентки, которые зубрят перед экзаменами у него и одеваются «с иголочки»? Долго ли они будут страдать по Киннаму после окончания Академии? Будут ли они вообще страдать?.. А «чего только ни делавшая» для его соблазнения заведующая кафедрой, где преподает Мари, — бьется ли у нее при виде Киннама сердце так же, как у Афинаиды?.. Или это только ей суждено каждое свое увлечение, будь то Алекс, православие или великий ритор, превращать в безумие с тяжелыми и затяжными последствиями?!.. Взять хоть ее влюбленность в Алекса: в него было влюблено множество девиц, но написала ли хоть одна ему письмо на десяти страницах, как это сделала она?..

Алекс!.. Вот она собралась с ним в кино, в кофейню… И что ее там ждет? Зачем он пригласил ее? Разве не ясно, что он, внезапно разглядев в ней хорошенькую девушку, решил приволокнуться — как он наверняка делал это с десятками хорошеньких девушек до нее? А ей это надо?!.. Зачем она согласилась? Тем более, что он ей вовсе не нравится! В самом деле, если в кино они еще будут заняты фильмом, то о чем они станут говорить с ним в кофейне? Пожалуй, ей предстоит выслушать очередную порцию историй из его успешной жизни… А если он спросит что-то о ее собственной жизни, что она расскажет ему? Про доклад? Про Евмафиевы аллегории?..

Она представила, как на смазливом лице Алекса появляется скучающе-вежливое выражение… То ли дело разговоры об этом с Киннамом — даже краткие, они были настолько увлекательны и содержательны, что после них Афинаида чувствовала себя окрыленной и готовой на какие угодно научные подвиги, и при всей своей влюбленности она понимала: дело тут было далеко не только в том, что она говорила на эти темы с великим ритором, — нет, ей действительно были интересны все эти тонкости, копание в текстах, сравнивание разных произведений, поиск параллелей и источников аллюзий, истолкование аллегорий, и именно потому, что Киннам интересовался этим так же живо, как она, ее приводили в такой восторг беседы с ним… Беседы обо всем том, от чего как раз и сбежал Алекс, когда бросил аспирантуру. Зачем же она согласилась встретиться с ним? От неспособности отказать человеку, который пару раз помог ей? Нет, она бы могла сослаться на занятость, могла бы туманно пообещать что-нибудь в будущем… а там бы он просто забыл о ней, и все! Так неужели она идет с ним гулять просто оттого, что хочет почувствовать, наконец, себя хоть кем-то «востребованной»? Какое унижение, в самом деле!..

Но, тем не менее, она оделась, причесалась, критически оглядела себя в зеркало и вышла из дома. День, в противоположность вчерашнему, был пасмурный и довольно прохладный. Афинаида поежилась и до самого подбородка застегнула молнию на строгого покроя черной матерчатой куртке — единственном предмете из ее старого гардероба, который она еще продолжала носить.

«Ладно, — подумала она, — в конце концов Алекс меня не съест, а даже напротив — сводит в кино и напоит кофе… Что, в самом деле, я так смущаюсь? Надо быть проще!»

предыдущее    |||   продолжение