— Дорогая моя,
у меня для тебя есть одна новость… Может быть, она тебе будет не особо приятна,
но тут уж ничего не поделаешь… Я должен тебе кое-что показать, а ты уж сама
скажи мне, как я к этому должен относиться.
Император
смотрел на жену спокойно и слегка печально. Они встретились на дорожке
дворцового парка — десять минут назад, когда Константин вышел из своего
кабинета и справился об августе, ему доложили, что Евдокия отправилась
проездить немного свою вороную кобылу. Василевс приказал оседлать коня и, не
переодеваясь, накинув только плащ для верховой езды, отправился на поиски
супруги. Благо в облетевшем зимнем парке найти всадницу было совсем не сложно.
— Давай
присядем, надо поговорить, — сказал император Евдокии.
Та выглядела
удивленной.
— Холодно
здесь, — сказала она, бросив взгляд на каменную беседку, и поежилась.
— Ничего. Это
совсем ненадолго.
Они уселись на
скамью, и император достал из-за пазухи желтоватый бланк отдела мониторинга
прессы с каким-то текстом и протянул Евдокии. С листочка на нее глядела
улыбающаяся белокурая красавица, дальше шел текст на совершенно непонятном
языке со множеством диакритики — в правой колонке был напечатан перевод
заголовка: «Божена Рынска. Газета “Речь Посполитая”. Тайны папской канцелярии».
— Что это
такое? — удивленно подняла глаза Евдокия.
— Читай-читай.
Пока
императрица вчитывалась в мелкие строчки оперативного перевода, император
меланхолично обозревал окрестности. Его глаз скользил по желтоватой траве,
шпалерам аккуратно подстриженных кустарников, по живописным развалинам,
видневшимся тут и там — некоторые были заботливо прикрыты стеклянными колпаками.
«Живешь здесь,
как в музее… — внезапно подумал он. — Не заметишь, как сам станешь экспонатом…»
Нижняя терраса
отсюда не была видна, из-за подпорной стены возвышались только верхушки черных
тополей. Зато ниже, за мелкой гребенкой морских стен, колыхалась свинцово-серая
Пропонтида. По ней двигались большие темные пятна ряби, усталые, какие-то
по-зимнему тусклые кораблики медленно тащились из Босфора и обратно.
— Объясни же
мне, что все это значит? — воскликнула вдруг Евдокия, резко опустив листок и
повернувшись к мужу. — Что это такое?!
— Это статья в
польской газете — разве ты не видишь? Интервью твоего друга Феодора Киннама.
— Да что это
за газета такая? И как он оказался в Кракове?
— В Кракове он
оказался по своим научным делам, а мы попросили его заодно переговорить с папой
о некоторых вещах… Причем Киннам выполнил свою миссию просто блестяще, папа сам
предложил такие уступки, обсуждать которые Феодор даже и не был уполномочен.
Такая неожиданная дипломатия получилась…
Августа вновь
опустила взгляд в распечатку.
— То есть он
действительно говорил с папой о «Госпоже Дома»?
— Да.
— Но… кто эта
девчонка и… почему все здесь написано в таком тоне? Что это: «Я полагаю, — тут
афинский ректор улыбается заметно насмешливо, — что объяснение нужно искать в
византийских традициях, и притом даже не очень глубоко. Священные предметы у
нас всегда воспринимались очень утилитарно, например, в случае головной боли
императору могли принести вместо таблетки голову Иоанна Предтечи… Ну, а желание
немедленно вернуть икону, покровительствующую царственной семье, необходимо
связать, очевидно, с соответствующими проблемами…»
Тут
императрица снова подняла на мужа глаза, полные совершенно искреннего
негодования.
— Как это все
понимать?! — снова воскликнула она.
— Видишь ли, я
воспринимаю Феодора прежде всего как твоего друга и поэтому сейчас хотел бы
адресовать этот вопрос тебе. Объясни мне, ради всего святого, что это может
значить и как я на это должен реагировать?
— Но при чем
здесь я?
— Я не говорю,
что ты «при чем». Но, знаешь ли, существуют вещи, которые нельзя оставлять
просто так, без ответа.
— Я не знаю,
не знаю, ничего не понимаю, — быстро пробормотала императрица. — Как он мог
такое сказать?! Этим ведь он бросает тень и на меня… И вообще… Почему ты…
почему ты поручил ему эти переговоры об иконе? Это… такая мелкая месть, да?
— Ничего
подобного. Что еще за месть? — возразил Константин. — Просто подходящий человек
оказался в нужном месте в нужное время. И, заметь, это подтверждается тем, что
Киннам выполнил свою задачу на тысячу процентов!
— Но… ты не
подумал о том, что это может быть ему неприятно?
— А почему же,
скажи мне, — император пристально посмотрел на жену, — именно эта задача должна
была быть ему так уж неприятна?
— Да по… —
Евдокия осеклась.
Она явно
оказалась в дурацком положении, но думала сейчас почему-то не об этом, а о том,
что отношение к ней Феодора явственно изменилось после летнего Ипподрома. Чего
она не ожидала — ведь в августе он выразил надежду, что, несмотря на
происшедшее, впредь не лишится ее дружбы… Однако на календах он выглядел
сдержаннее обычного, разговаривал с прохладцей и вообще общался с августой
гораздо меньше, чем она привыкла. Не следствие ли это краковской обиды?
Наблюдая
смущение жены, Константин внезапно поймал себя на странной мысли. Он явственно
осознал, что не может даже сам для себя уверенно ответить на вопрос о том, для
чего он поручил Киннаму этот разговор с папой. «Вот еще новости! — подумал про
себя император. — Чего только в себе не обнаружишь!»
— Но…
послушай, — начала неуверенно императрица, — а почему мы исходим из того, что
все написанное здесь действительно было сказано? Может быть, это преувеличение…
просто выдумка? Я не верю, что Киннам мог такое сказать! Скорее, это девчонка
сама насочиняла… Разве не может быть такого? И какие такие особые проблемы в
нашем доме?!
— Признаться,
именно это я надеялся от тебя услышать, — промолвил император, устремив взгляд
в сторону азиатских холмов, едва различимых в синей дымке. — Это правильная
постановка вопроса… Но я все же хотел бы, чтобы ты задала его Киннаму сама.
Возвращаясь во
дворец, августейшие ехали рядом, молча, и каждый, несомненно, думал о своем.
Кони ступали шагом, мелкие камешки скрипели под их копытами. Из-под шапочки
императрицы выбилась длинная каштановая прядь, и Константин исподтишка
любовался озабоченным, но все же таким прекрасным лицом супруги. Лишь когда они
достигли крыльца Кариана, Евдокия тряхнула головой, слегка улыбнулась и
воскликнула:
— Какое-то
сумасшествие! Но мы это все выясним!
И почти в тот же момент ветер разогнал на минуту тяжелые
тучи, январское солнце просунуло голову вниз, отчего пейзаж осветился, заиграл
золотыми бликами, плоские прежде предметы стали отчетливыми, отбросив резкие
тени.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия