Придя домой, Дарья отпустила няню
— дети недавно были накормлены обедом и уложены спать, — включила ноутбук и
залезла в «Сетевую Энциклопедию Византийской Империи», чтобы найти там сведения
о Севире Ставросе. Они оказались скудны: ни о какой прежней женитьбе и детях не
было и помина, да и вообще ничего не говорилось ни о семейном положении
Алхимика, ни о его родителях или родственниках — впрочем, о живых людях
подобные сведения указывались в СЭВИ только с их согласия. Родился, учился,
защитился, научные достижения, ссылка на список публикаций, и это всё. Ставрос
окончил школу с химическим уклоном, но потом в Антиохийском Университете изучал
историю Византии, а химией занялся спустя несколько лет. Две защищенных
диссертации, общее количество публикаций перевалило за сотню.
Внезапно Дарья ощутила легкую
зависть и впервые за несколько лет подумала о том, что она тоже могла бы
заниматься научными исследованиями, если бы только… имела другую специальность?
Поступая на греческое отделение Хабаровского Университета, она
руководствовалась прежде всего интересом к Византии, а литературоведение позже
выбрала специальностью просто потому, что лингвистика ей казалась головоломной
и скучной. Но к концу учебы она поняла, что занятия литературоведческими
изысканиями ее не слишком привлекают, а потом началась монашеская жизнь…
Обустраиваясь в Империи, Дарья поначалу задалась вопросом, не следует ли ей
продолжить образование, но… Исследовать византийскую литературу ей, приезжей,
когда она, как выяснилось за первый месяц пребывания здесь, даже не особо
знакома с предметом? — кое о каких известных здешних писателях, особенно
современных, в Сибирской России и не слыхивали… Дарья решила, что в любом
случае ей надо для начала поуглубленнее изучить византийскую словесность. Но
потом она вышла замуж, родился первый ребенок, и стало как будто не до того…
«Нет, — подумала она, разглядывая
фотографию Ставроса на страничке энциклопедии: он был снят на фоне огромного
плаката с таблицей химических элементов, наверное, где-то в учебной аудитории,
и выражение его лица было чуть ироничным, — теперь уже поздно спохватываться,
наверное. У меня ни навыков научной работы нет, ни публикаций, пока это еще я
чего-нибудь добьюсь… А главное, я сама не знаю, чем мне может быть в этой
области интересно заняться. Хорошо вот Лари — она все давно поняла, защитилась,
теперь работает…»
Она вздохнула и закрыла окно
СЭВИ. Мысли ее текли лениво, принимая, однако, неожиданные направления. Она
вдруг задумалась о том, как долго еще Василий будет блистать на бегах и скачках
и чем займется, когда окажется вытесненным с арены ипподрома более молодыми
возницами. В самом деле, век возницы не так уж долог — еще лет пять, а там уже
придется подумать о других занятиях. Правда, Василий смеется, что, «выйдя на
пенсию», будет тренировать молодых, но… насколько все это серьезно? И неужели
он действительно хочет всю жизнь провести вот так, на ипподроме? А ведь он
когда-то окончил Политехнический институт, знает программирование, но им почти
не занимался, только веб-дизайном, да и тот сейчас почти забросил. Говорит, что
это ему не особо интересно, а институт он выбрал по совету отца — точнее,
фактически по требованию, которому подчинился, чтобы успокоить родителя,
боявшегося, что сын «со своими лошадьми последние мозги растрясет». Самому
Василию было, в сущности, все равно, какое образование получать: он в то время
мечтал лишь о Золотом Ипподроме и Великом призе… Пожалуй, только гибель отца и
необходимость содержать мать и сестер вынудили его применить на деле полученное
образование, но все-таки не загнали в офис — свобода и лошади были дороже. Это
очень понятно, но все-таки что же будет дальше? Слава победоносного возницы и
до старости обучение молодых амбициозных любителей лошадей?..
Дарья вдруг поняла, что вовсе не
хочет, чтобы их сын, подросши, так же увлекся лошадьми, как в свое время его
отец. А ведь, пожалуй, такая опасность есть: Максим уже сейчас во все глаза
смотрел на репортажи со столичных бегов и скачек — да и мог ли он не смотреть,
если там то и дело выступал Василий или его друзья! — а любимыми игрушками сына
были лошадки, квадриги и всадники… Но нет, это несерьезно. Пусть даже Василий —
«возница от Бога», как повторял Аристидис, это вовсе не значит, что и сын его
будет таким же. В общем, надо покупать Максу с Дорой побольше развивающих игр и
вообще стараться расширять их кругозор, особенно когда они научатся читать…
Собственно, читать-то их уже можно начинать учить со следующего года! А у Доры,
кажется, есть способности к рисованию…
«Интересно, что там за “Марк и
Марго” такие?» — подумала Дарья. После чаепития Эванна на ее вопрос ответила,
что это фильм, и добавила: «Тебе, думаю, не понравится». Но Дарья решила все же
это выяснить сама и забила название в поиск. Получив кучу ссылок на кино-сайты
и пойдя по одной, она выяснила про фильм такие подробности, что, покраснев,
поскорей закрыла все и пошла на кухню выпить кофе. «Неужели Эванна такое
смотрит? Зачем?!» — подумала она и постаралась выкинуть фильм из головы. Это ей
удалось почти сразу, потому что один из увиденных кадров по ассоциации вызвал у
нее в памяти совсем другие эпизоды, уже из реальной жизни: длинные пальцы, скользящие
по странице книги, задумчиво поглаживающие керамический бок черной чашки,
замирающие в воздухе в нескольких сантиметрах от ее руки — последнее случилось
сегодня в самом начале разговора с Лейлой о судьбах разведенной женщины, когда
Дарья почти одновременно с Алхимиком потянулась к вазочке с печеньем.
Последующее бурное обсуждение вытеснило из памяти этот эпизод, но теперь Дарья
вспомнила его ясно — и внезапно по ее телу снова пробежал трепет.
«Господи, что же это такое?!..»
Она быстро сняла с плиты
вспучившийся коричневой шапкой пены кофе в маленькой турке и, налив в чашечку,
поскорей поднесла к губам, словно в этом можно было найти какое-то спасение от
странных мыслей и чувств, которые ее донимали.
«Определенно, работа в
лаборатории влияет на меня как-то… не так, как я предполагала. Может, лучше
уйти? Они, конечно, хорошие люди, но… кто жене изменяет, кто эротику смотрит,
кто детей оставляет… Это какой-то другой стиль жизни, a я так жить не собираюсь, и что я там
могу для себя найти по-настоящему полезного? Тоска-то так и не исчезла! Может,
попробовать какое-то другое средство? Тем более, что тут еще и это…»
«Этим» Дарья про себя называла
странные ощущения, которые вызывал у нее Ставрос. Она не могла подобрать для
них определения, и они ее пугали. Что, если бы об этом узнал муж? Конечно, он бы сразу велел ей уволиться! А раз так,
то ей и нужно уволиться самой, не дожидаясь чего-то еще, разве нет?
Дарья взглянула на часы и
увидела, что скоро уже придет Василий — он обещал сегодня вернуться довольно рано,
— а значит, надо намолоть кофе для него. Возвращаясь с ипподрома, Василий любил
выпить кофе, а потом поваляться на диване с книжкой или поиграть с детьми.
Достав с полки ручную кофемолку и засыпав туда зерна, Дарья подумала: «И почему
он так любит ручной помол? Ведь ничем же он в общем не отличается от обычного!»
— по крайней мере, ничем существенным, как ей казалось. Конечно, ей было не тяжело
намолоть кофе для любимого мужа. Только вот… почему тогда, на дне рожденья
Фроси, принцесса спросила, любит ли Дарья молоть кофе в ручной кофемолке, а
Лизи съязвила насчет медитативности этого процесса?
Она сама не знала, отчего ей
сейчас вспомнился этот эпизод. Раньше она над ним никогда не размышляла — да и
к чему, если в тот же вечер Василий объяснился ей в любви и начался один из
самых радостных и светлых периодов в ее жизни? Но теперь при мысли о том
разговоре ей вдруг стало как-то неприятно — пожалуй, еще неприятнее, чем было
тогда, когда он происходил на деле. Тогда она просто смутилась от явной
насмешливости обеих девушек, а теперь ей пришла мысль: «Неужели он всем им дал
понять, что ему нравится кофе ручного помола? Получается, любовь к этому
процессу была… визитной карточкой для будущей невесты?»
Дарья испугалась этой мысли и
ожесточенно завращала ручку, но вдруг остановилась. «А если купить
электрокофемолку на жерновах? — подумала она. — Интересно, отличит ли Василь ее
помол от этого? Может, не такой у него и тонкий вкус на самом деле?» — она
усмехнулась и, отставив кофемолку, поднялась и подошла к окну. Нет, с ней
определенно творилось что-то не то. Какие-то странные мысли, непонятное
раздражение… или это модификации все той же тоски?..
Перед окнами, над террасой
соседнего пятиэтажного дома, кружили чайки. Дарья рассеянно следила за их
полетом. Вот они описывают круг почти точно друг под другом, вот разлетаются,
поднимаются, сближаются, словно в каком-то причудливом танце… и снова
разлетаются, едва не соприкоснувшись крыльями…
Дарья вздрогнула. Самым
непонятным в сегодняшнем эпизоде с вазочкой было то, почему, взяв свое любимое
ореховое печенье, она не сразу убрала руку, а на секунду замерла — точно
ожидая, что остановившиеся рядом в воздухе пальцы Алхимика продолжат движение…
и коснутся ее.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия