2 февраля 2015 г.

Восточный экспресс: Алхимия вкуса (2)



Разговор с Алхимиком, от которого Дарья подсознательно ждала столь многого, не внес почти никакой ясности в ее душевное состояние. Она поняла, что Ставрос догадался о ее неудовлетворенности жизнью, что сам он — человек весьма разносторонних интересов… но и только. В общем-то не так уж много она узнала о его вкусах и предпочтениях, чувствуя, что прикоснулась лишь к верхушке айсберга, и это только еще больше разожгло любопытство. Дарья даже не знала, насколько такое любопытство допустимо и не является ли ее интерес к этому человеку… каким-то чрезмерным? Кто он ей, в самом деле? И что может их связывать?

С другой стороны, Алхимик ее разозлил. Предложенный им вариант — сменить обстановку и уехать работать в другой город — представлялся ей совершенно неприемлемым, и она не могла поверить, что Ставрос всерьез предлагал ей поработать в будущем в его лаборатории. Зачем ему это?.. Может, он просто хотел раздразнить ее, намекнув, что она жертвует собой ради мужа? Да еще этот прозрачный намек, что муж вовсе не стал бы отказываться от своих интересов ради нее и детей… Как он вообще смел такое говорить?! И эти слова про чувства!.. Как будто он залез в ее душу и увидел, что там за чувства и насколько она ими кому-то «жертвует»! Что за наглость, в самом деле?!..

«Страшный циник и хам» — вспомнила она характеристику, которую Ставрос дал сам себе в разговоре с Эванной. Удобная позиция, ничего не скажешь! Попробуй, упрекни его в том, что он лезет не в свое дело, — скажет: «а я вот такой», и все… Дарье вдруг вспомнились стихи английского поэта XVII века, попавшиеся ей недавно в качестве эпиграфа к одному роману:

«А если счастлив я таким, как есть,
К чему мне ваша доблесть, ум и честь?
Несносен я, несносен буду впредь —
Не мне себя, а вам меня терпеть!»

«Пожалуй, Ставрос тоже мог бы так про себя сказать, — усмехнулась она. — Удобно, наверное, жить по своим понятиям, ни с кем особенно не считаясь, но что бы было, если бы все начали так жить? Покусали бы друг друга, и настала бы полная неразбериха… Какое же общество из волков-одиночек? Хорошо ему предлагать такие варианты изменения жизни, которые подойдут разве что для свободных, ничем не связанных людей! Как вообще он себе это представляет — что я брошу детей и на несколько месяцев куда-то уеду? Бред!.. Да ну, даже и думать об этом не буду!»

Однако кое о чем другом, что всплыло во время их беседы, Дарья не могла не думать. Она вдруг вспомнила, что той ночью, когда они с Василием объяснились в любви, толчком к объяснению послужил именно разговор о путешествиях! Тогда она сказала, что хотела бы поездить по Византии, где столько всего интересного, а он ответил, что тоже хочет попутешествовать, но не один, а с кем-то, в ком найдет родную душу… И что же? Единственное большое путешествие, длиной в месяц, предпринятое ею с мужем, было в первую весну после свадьбы. Потом родился Максим, а еще через год Феодора, стало не до того, да и Василий, чья карьера возницы после победы на Золотом Ипподроме быстро пошла в гору, похоже, уже позабыл об «охоте к перемене мест», и Дарье оставалось большей частью только мечтать о путешествиях… Хотя автомобиль, полученный Василием в составе второго Великого приза три с половиной года назад, расширил их возможности, дальше Каппадокии на восток и Адрианополя на запад они не заезжали… Причина была вроде бы уважительная: маленькие дети, которым тяжело было бы переносить длительные переезды и целыми днями ходить с родителями по достопримечательностям. Но ведь они вполне могли бы оставить детей на попечение бабушки и куда-нибудь съездить вдвоем…

«Надо будет обсудить это с Василем ближе к Пасхе, — подумала Дарья. — Что там Ставрос говорил: Эдесса, Дамаск, Иерусалим… С ума сойти, ведь я даже в Иерусалиме до сих пор не была! И в Афинах тоже, а ведь это почти вторая столица… Да, тут Алхимик, конечно, прав: нельзя все это бесконечно откладывать, годы-то идут…»

Что ж, спасибо Ставросу — по крайней мере, одну хорошую идею он ей подсказал. А в остальном… очевидно, его способы сделать жизнь насыщенной пригодны для людей, не связанных семьей и детьми. Неизвестно, как с этим у него самого, но уж, по крайней мере, если он может себе позволить на полтора года уехать работать в другой город и посвящать почти все свободное время исследованиям, семейные обязанности его явно не тяготят… Так что, видимо, Дарье не стоит ожидать, что она почерпнет от Алхимика что-то полезное, и этот последний сюжет ее лабораторной жизни надо считать исчерпанным. А значит… пора и увольняться?

Дарья думала об этом весь следующий день. Работа шла своим чередом, только Контоглу был почему-то мрачным, не улыбался, как обычно, и даже как будто растерял свою вальяжность. Эванна на вопрос Дарьи, что с ним такое, не смогла сказать ничего вразумительного, только предположила, что, может быть, «что-то семейное». Ставрос за чаем имел отсутствующий вид и не принимал никакого участия в разговоре, на Дарью не глядел, а когда она вечером зашла к нему отдать ключ, поблагодарил и попрощался, едва оторвавшись от микроскопа, и даже не улыбнулся. Дарье стало немного обидно. «Чего же ты хотела? — одернула она себя. — Чтобы он рассыпался в комплиментах? вспомнил о вчерашнем ужине? пригласил тебя снова?» Хотя… признаться, она была бы не против нового приглашения. Но, впрочем, это было бы уже как-то… слишком похоже на ухаживание. И, строго говоря, мечтать о таком не следует.

По дороге домой она снова задумалась о том, что Алхимик, помимо любопытства и теперь еще негодования, вызывал у нее порой и другие ощущения. И надо было, наконец, признаться себе честно: ощущения эти были совсем не такими, какие должна испытывать замужняя женщина рядом с посторонним мужчиной. И раз теперь уже нечего ожидать, что общение со Ставросом поможет ей понять что-то насчет ее жизни, то, пожалуй, надо держаться от него подальше. А значит, все в итоге опять-таки сводилось к увольнению.

Но что же потом? Она прислушивалась к себе и не могла понять, что стало с ее «внутренним демоном». Он не исчез, нет, но как будто трансформировался из неясной тоски во что-то иное, похожее на какое-то желание, однако тоже неясное. Впрочем, появились и желания вполне определенные: например, очень хотелось путешествовать, увидеть разные византийские города и исторические памятники. Еще вдруг захотелось обновить гардероб, и после работы она отправилась на Большой Базар, где купила два новых летних костюма — один брючный, ярко-желтый, другой голубой с сине-белым узором, с юбкой ниже колен, но не до щиколоток, как она обычно носила до сих пор. Проходя мимо ювелирных лавок, которые находились в базарном квартале сразу при входе со Средней улицы, Дарья вспомнила, что так и не спросила у Алхимика, где он покупал кулон и нельзя ли там же приобрести серьги или браслет. «Спрошу в понедельник», — подумала она.

Но с понедельника по среду Ставроса, как и Контоглу, не было в лаборатории — оказалось, что они уехали в Смирну на химическую конференцию. В четверг за чаем разговор вертелся вокруг бывших там докладов и докладчиков, так что не было возможности заговорить с Алхимиком о чем-то другом. А в пятницу произошло событие, которое заставило Дарью позабыть об украшениях. Впрочем, объективно это было трудно назвать «событием» — всего лишь случайность, не более.

Анастасия принесла к чаю пирожные собственного приготовления — медовые, с фруктами и сбитыми сливками, — «решила просто так спечь, а то скоро уже Великий пост». Действительно, в минувшее воскресенье вспоминали историю мытаря и фарисея, до начала поста оставалось меньше трех недель. Пирожные оказались невероятно вкусными, и Дарья, съев свое, нерешительно посмотрела на большую тарелку в центре стола, где красовалось последнее, украшенное аппетитной клубничиной.

— Ешь, Дарья, ешь, — засмеялась Анастасия, перехватив ее взгляд. — Тебе можно, если и потолстеешь, то в пост сбросишь!

Смущенно улыбнувшись, Дарья потянулась к тарелке, взяла пирожное… и чуть не опрокинула свою чашку. Она бы задела ее и уронила прямо на себя, если б не Алхимик: молниеносным движением он ухватил Дарью за руку, когда ее локоть был уже в двух сантиметрах от края чашки. Дарья замерла и даже перестала дышать, когда длинные пальцы стиснули ее предплечье. Повернув голову, она недоуменно взглянула на Ставроса, он чуть улыбнулся, сказал:

— Осторожнее! Вы едва не разлили ваш чай, — и, ослабив хватку, отвел ее руку от чашки и выпустил.

— Спасибо! — пробормотала Дарья, краснея.

— Какая у вас реакция! — воскликнула Марфа, восхищенно глядя на Алхимика. — Я ведь тоже подумала, что Дарья сейчас заденет, но даже ничего сообразить не успела… Ой, что я сказала: подумала, но не успела сообразить! — она расхохоталась.

— Вот-вот, так вы и диссертацию пишете, — проворчал Контоглу. — Думаете, а не соображаете.

Марфа обиженно надула губы, но промолчала.

— Какой же химик без быстроты реакции? — сказал Аристидис. — Медленно будешь соображать, так можно и без кожи остаться или, не дай Бог, без глаз. Сейчас, конечно, техника безопасности и приборы не те, что раньше, но тоже всякое бывает…

— Вот именно, — кивнул Ставрос.

Дарья принялась за пирожное, но почти не ощущала его вкуса, пытаясь отдать себе отчет, почему прикосновение Алхимика, даже через одежду, так взволновало ее. Но отчет никак не вырисовывался в голове, а сердце колотилось так, будто случилось что-то из ряда вон выходящее. Хотя ничего ведь особенного, Ставрос всего лишь помог избежать неприятности, естественный жест, только… Его движение, когда он отводил ее руку в сторону, было каким-то… очень плавным, и властным, и нежным одновременно. Словно фигура танца. Дарье вдруг представилось, что Алхимик мог бы таким же движением развернуть ее к себе и… Она быстро поставила на стол приподнятую было чашку, потому что по ее телу волной прошел трепет.

«Почему я об этом думаю?!» Дарья ощутила, как ее щеки запылали, но, к счастью, этого вроде бы никто не замечал — все увлеклись воспоминаниями о разных несчастных случаях, происходивших в их практике во время химических опытов. Видел ли Ставрос, что с ней творится? Боясь, как бы он о чем-нибудь не догадался, она не решалась взглянуть на него, хотя сознавала, что как-то плохо поблагодарила его за избавление ее юбки и коленей от неприятной встречи с горячим чаем.

— И тут опыт вышел из-под контроля, и… — точно сквозь вату донесся до нее голос Йоркаса, и она вздрогнула.

Опыт вышел из-под контроля! Вот как все это называется. Неизвестно, когда и почему это произошло, но Дарья, похоже, была уже не в состоянии контролировать мысли и эмоции, которые вызывал у нее Алхимик. И к тому же не понимала, почему он так действует на нее. Но надо ли ей понимать это? Кажется, довольно и понимания, что она утрачивает власть над собой. «Я должна уволиться, — подумала она. — Наверное, это единственный выход».

Вечером она окончательно утвердилась в этой мысли — после того как они посмотрели с мужем один фильм. Хотя после упрека, брошенного Евстолией брату, они и не стали ходить в кино так же часто, как в музеи, но дома начали по пятницам смотреть вместе разные фильмы, а потом за поздним чаем обсуждали увиденное. Правда, Василий предпочитал кино про войну, а Дарья не любила смотреть, как гибнут люди. Ее больше тянуло на исторические картины с приключениями, любовными историями и счастливым концом. Однако теперь она порой задумывалась о том, что счастливый конец обычно совпадал со свадьбой героев или, по крайней мере, с рождением первенца, а дальнейшее уже не показывали — словно бы подразумевалось, что потом жизнь потечет счастливо и безоблачно… В конце января, блуждая по интернету, Дарья наткнулась на отзыв о фильме «Право на ошибку» — как значилось в аннотации, драма рассказывала о коллизии, случившейся с героями после нескольких лет безмятежной семейной жизни, — и сегодня, наконец, решила посмотреть его вместе с мужем.

Василию фильм не понравился. Точнее, снят-то он был хорошо и актеры играли прекрасно, но поведение героя Василий счел слишком жестоким: конечно, чувства обманутого мужа можно понять, но зачем прямо-таки убивать любовника жены? Оправдать можно разве что состоянием аффекта… Но еще больше Василия возмутило поведение героини.

— Нет, я ее не понимаю! — решительно заявил он. — Чего ей не хватало в жизни? Муж любит, красивый, умный, работящий, ребенок чудесный, дом — полная чаша, любимая работа, светская жизнь… Чего ее понесло за этим ловеласом? Неужели только из-за того, что он… был так хорош в постели?

Дарья чуть покраснела.

— Насколько можно судить, ее муж в этом смысле тоже был неплох, — заметила она. — Так что дело не в этом, мне кажется…

— А в чем? Ты поняла? Я совсем не понял. Как будто… вожжа под хвост попала, и лошадь понесло! Так бывает, конечно… с лошадьми. Но мы же люди! Должны же быть какие-то более разумные причины…

— Может, ей стало не хватать романтики? — предположила Дарья. — Муж много работает, дома надо с ребенком заниматься, готовить, весь этот быт… А тут как бы такое легкое все, веселое: прогулки, рестораны, море, карусель…

— И постель… Нда… И что, ради этого стоило вот так все разрушать?

— Но она же в итоге сама поняла, что не стоило.

— Когда уже было поздно!

— Так что ж! — вздохнула Дарья. — Люди часто совершают поступки, не думая о последствиях. Наверное, в этом и мораль: прежде чем поддаться порыву, подумай, к чему это может привести…

— Ну да, — проворчал Василий, — только откуда этот порыв изначально возник, я так и не понял. Прямо напрашивается банальное «бес попутал»…

— Ну, а почему нет? — усмехнулась Дарья. — Вон, в патериках полно историй вроде: двое встретились, бес попутал, и они пали, чуть ли не в ту же минуту… Все просто, никакой тебе психологии! Не то что тут — на несколько дней завязку растянули… Какой-нибудь отец Никанор отсюда вывел бы мораль о необходимости заниматься непрестанной молитвой и не смотреть по сторонам… а еще лучше ходить в парандже!

Они посмеялись, на том разговор и кончился. Но ночью Дарья долго не могла уснуть. Василий уже давно спал, раскинувшись поперек кровати и даже немного оттеснив жену к краю, а она все еще думала о фильме.

На самом деле она поняла, что двигало героиней, но говорить об этом с мужем представлялось нереальным. Можно ли объяснить эту магию случайного взгляда, поворота головы, улыбки, жеста или фразы, после которых твоя мысль снова и снова возвращается к человеку, даже помимо воли и желания? Или как объяснишь очарование первого знакомства, смутное желание проникнуть в чужую душу… и подспудное — заинтересовать собой, подружиться, быть может… Здесь была некая тайная алхимия, и можно ли точно знать, почему в одном случае начинает идти реакция, а в другом нет? Это можно понять как некий феномен — но, наверное, только тогда, когда сам испытал нечто подобное. Именно это Дарью и напугало больше всего: не потому ли она поняла героиню фильма, что сама в последнее время испытывала что-то похожее?

«И вот, к чему это может привести! — подумала она. — Если, конечно, вовремя не остановиться… Но разве стоило это мимолетное приключение того, что случилось потом?! Брр… Нет, все это нужно вырвать, пока оно не пустило слишком большие корни! Хорошо, что я наткнулась на этот фильм, как вовремя! Теперь я уж точно знаю, что делать».

Наутро она сказала мужу:

— Знаешь, я решила уволиться. Думаю, я уже достаточно проработала, кое-что почерпнула для себя, а больше мне там делать нечего. Подналягу опять на переводы, а потом, если что, еще что-нибудь придумаю…

Василий явно обрадовался ее решению, а когда она завела разговор о возможной поездке в Иерусалим после Пасхи, сказал:

— Хорошая идея! Только не прямо на Светлой, там же будут толпы! Ну, обсудим еще, мне надо сориентироваться, что у меня со скачками.

В понедельник, перед тем как отправиться в лабораторию, Дарья зашла в отдел по персоналу и написала заявление об уходе. Согласно контракту, после подачи заявления она должна была проработать еще десять дней. Срок истекал 27 февраля.


предыдущее    |||   продолжение
оглавление


Комментариев нет:

Отправить комментарий

Схолия