Восточный экспресс: Алхимия вкуса (4)

В четверг вечером Эванна отпустила Дарью, сказав, что немного задержится в лаборатории — ей нужно было срочно доделать какой-то отчет. Остальные коллеги уже разбежались, Алхимик вроде бы тоже собирался уходить. Дарья вышла из лаборатории и задумчиво побрела по коридору. Вот и все, ей оставался здесь один, «прощальный», день работы. Должно быть, завтра кто-то из коллег — по крайней мере, уж Эванна точно — вручит ей свои координаты для связи и, может быть, пригласит в гости… А вот интересно, как бы отнесся Василий к ее поездке в одиночное путешествие? До сих пор они везде ездили вместе. Правда, иногда она путешествовала с Иларией — но это только на день-два и недалеко. «Конечно, например, в Ирландию съездить было бы интересно! — подумала Дарья, медленно спускаясь по лестнице. — Ну ладно, посмотрим, не буду загадывать! Тем более, что меня еще никто и не приглашал…»

— Я вижу, вы не очень торопитесь? — вдруг раздался у нее за спиной бархатный голос и через секунду рядом с ней оказался Ставрос.

— Нет, — ответила она, внутренне подбираясь.

Сегодня ей действительно некуда было торопиться: детей до завтрашнего вечера забрала к себе соскучившаяся бабушка, а муж сказал, что вернется с ипподрома поздно. Но к чему этот вопрос? Искоса глянув на Алхимика, она поймала его улыбку, которой не видела уже давно… да нет, всего недели две, только почему-то казалось — уже так давно, давно… Дарья поскорей отвела взгляд, чтобы Ставрос, чего доброго, не отгадал по ее глазам, что ее внезапно охватила такая радость, словно произошло что-то очень хорошее.

— Не хотите составить мне компанию в «Алхимии вкуса»?

У Дарьи занялось дыхание. Она чувствовала, что не должна соглашаться, и могла бы легко отговориться необходимостью идти домой к детям, но осторожность притуплялась сознанием, что скоро она уволится и больше никогда не увидит Ставроса — и эта же мысль невольно подталкивала принять его предложение: может она все-таки получит ответы хоть на какие-то из своих «почему»? К тому же прошлая беседа с Алхимиком навела ее кое на какие хорошие соображения — например, насчет путешествий… Что, если и теперь, вольно или невольно, он подаст ей какие-нибудь интересные идеи на будущее? Да и в самом деле, что тут такого, если она поужинает с ним? Никакого греха здесь нет, ничего плохого она делать не собирается… За прошлым ужином он, конечно, порой говорил несколько дерзкие вещи, но ведь это были только рассуждения — он не приставал к ней и не намекал ни на что подобное, чего ж ей бояться?..

— Спасибо, с удовольствием, — ответила она и улыбнулась. — Я до сих пор вспоминаю тамошнюю еду.

— Почему же не побывали там снова, раз вам так понравилось?

— Да как-то все некогда…

— Рутина затягивает в болото? — чуть насмешливо спросил Алхимик.

— Вовсе нет! Просто действительно было много дел. Вот теперь уволюсь, так будет больше времени на всякие развлечения.

— То есть вы не собираетесь снова с головой окунаться в переводы? Что ж, это разумно — время от времени менять декорации. Без этого жизнь скучна и одноцветна.

— А что, вы сами много развлекаетесь? — рискнула съязвить Дарья, немного раздосадованная его замечанием. — Вы, по-моему, не просто с головой погружены в алхимию, но углубились в толщу научного моря так, что долго всплывать придется!

Ставрос неожиданно весело рассмеялся.

— В морских глубинах тоже есть свои развлечения, — ответил он. — И, как видите, я нахожу время отдать должное и алхимии вкуса.

— Ну, надо же вам где-то есть, — пробормотала Дарья. — А я в общем-то привыкла есть дома.

— Вы любите готовить? — он взглянул на нее.

— Да, и говорят, хорошо умею это делать, — улыбнулась она. — Вот, завтра как раз угощу всех вас на прощанье блинами и пирогами.

— Блины это что-то русское, как я понимаю?

— Да, в России их очень любят. А здесь совсем не пекут… разве что гёзлеме чем-то похоже, но все равно не то.

— Вы любите гёзлеме?

— Да, а вы нет?

— Люблю, но, не в обиду Константинополю будет сказано, лучшего гёзлеме, чем в Антиохии, я не едал нигде.

— Вот как!

— Да, вот так. Но мое любимое вам бы не понравилось, наверное.

— Какое?

— С брынзой и острым перцем.

— Да уж! — засмеялась Дарья. — У вас действительно слишком острый вкус… Но ведь гёзлеме — турецкое блюдо. Наверное, его лучше всего готовят в самой Турции?

— Возможно, хотя насчет его происхождения вы ошибаетесь, это вполне византийская еда анатолийского происхождения, просто за время турецкого завоевания оно поменяло название, да так с ним и осталось. Турки изначально были кочевниками, и с кухней у них дело обстояло неважно. Бóльшую часть блюд они позаимствовали у византийцев. Но в Турции гёзлеме мне попробовать не довелось. Три дня в Куябе — слишком мало даже для очень беглого знакомства с их кухней. К тому же мы ели в таких местах, где подают вещи получше лепешек с начинкой, — Ставрос улыбнулся. — Здешние повара в целом не уступают тамошним, но вот ничего подобного куябскому «султан-кебабу» я у нас не ел. Так что если когда-нибудь окажетесь там, непременно попробуйте!

— Вы были в Куябе? — оживилась Дарья. — Я хотела туда съездить, еще когда училась в институте, но как-то не сложилось… Сначала не было денег, а потом… глупо, наверное, но я поддалась на отговоры знакомых. В Сибири ведь турок страшно не любят: «нечестивые», «осквернили мать городов русских» и все такое… Название «Куяба» вообще не употребляют, это считается неприличным. Только Киев!

— Понятно, — усмехнулся Ставрос. — Да, турки много храмов порушили или переделали в мечети, но так бывает при победе любой религии. Современные православные не задумываются о том, что их предки когда-то разорили сотни красивейших античных храмов, перебили и изуродовали массу изумительных статуй. С нашей нынешней точки зрения это дикость, но в те времена так не считали.

— Ну да, — согласилась Дарья, — стремление сохранить памятники только в последние сто лет так усилилось… Когда турки превращали киевскую Святую Софию в мечеть, они ни о чем таком наверняка и не думали… А вы были в тамошней Софии?

— Конечно. Турки о ней очень заботятся, все-таки музей мирового значения. Хотя неплохо было бы им уделять побольше средств на реставрацию. Но в общем, там все в приличном виде, и постоянно очищают новые мозаики и фрески. Это ведь очень трудоемкая и долгая работа! А вообще, столкновение турецкой культуры с южно-русской дало очень интересный сплав — особая архитектура мечетей, минаретов, своеобразное оформление… Совсем не такое, какое было в Сирии или Палестине под византийским влиянием.

Беседуя таким образом, они дошли до ресторана и заняли тот же столик, за которым ужинали прошлый раз — видимо, это было любимое место Алхимика. Дарья уже смело принялась листать меню, решив на этот раз сделать заказ самостоятельно.

— У вас в целом восточный вкус, — заметил Ставрос, — но вам еще надо научиться любить острое.

— Это обязательно? — рассмеялась Дарья.

— Для вас — думаю, да.

— Почему? — удивилась она.

— Потому что человек должен питаться созвучно своему внутреннему устроению, в противном случае он будет ощущать дисгармонию.

— Гм… Никогда не ощущала в себе тяги к чрезмерной язвительности и острословию.

— Это не важно. Индийцы говорят — и думаю, они правы, — что главные составляющие острого вкуса это огонь и воздух, и потому острое влияет на сознание и чувства в сторону пробуждения их к активному действию. Бодрит, согревает, проясняет ум.

— В самом деле? — заинтересовалась Дарья. — И вы потому едите такое острое? Для ясности ума и активности?

— Я бы сказал: не для, а потому, что такая пища с ними лучше всего сочетается.

— Ну, со мной-то острое точно не сочетается, у меня от него сразу слезы и жажда!

— Это с непривычки. Или, скорее, потому, что вы подавили в себе вашу истинную сущность.

Сердце Дарьи глухо стукнуло. Вот опять он начинает говорить какими-то намеками! Ужасно!.. Или не ужасно, а наоборот — случай узнать, наконец, что же он там про нее сам в себе «насочинял»?

Она хмыкнула и насмешливо сказала:

— Вы так уверенно говорите, как будто постигли мою сущность!

Тут им принесли вино и оливки.

— До конца постичь человека, кто бы он ни был, невозможно, — ответил Ставрос. — Но кое-что про вас я, думаю, понял.

Его тон был вполне серьезен, и Дарья, чувствуя, как ее сердце колотится все быстрее, спросила уже без насмешки:

— Что же именно?

— Давайте выпьем, а потом я скажу, — улыбнулся он. — За непостижимость!

Они чокнулись, и Дарья подумала: «Да, хорошо ему пить за это, он-то действительно какой-то непостижимый… А я… Что он сейчас про меня выдаст?» — и она вдруг почувствовала себя неуверенной и даже беззащитной, словно на экзамене, к которому плохо подготовилась.

— Итак, — сказал Алхимик, — могу сказать, например, что вы целеустремленны, упорны и, пожалуй, скрытны. Между прочим, неплохие качества для ученого, а вот для лаборантки — вполне бесполезные. Для нее хватит только внимания и аккуратности. Впрочем, их вам тоже не занимать. Вы должны быть очень хорошим переводчиком. Кстати, я так понимаю, что вы с нами окончательно заскучали, раз решили уволиться, не дожидаясь лета?

Вопрос застиг Дарью врасплох.

— Нет, я не заскучала, — быстро проговорила она, — просто…

— Просто вам подвернулся срочный перевод, — в голосе Алхимика прозвучала явная насмешка.

Дарья покраснела. «Ну, раз я упорная, — подумала она, — то где упорство, там и упрямство! Буду стоять на своем!»

— Да, перевод. И вообще… работа лаборантки — действительно не та область, где можно раскрыться, — она пожала плечами. — В конце концов я поработала, посмотрела на людей, вспомнила химию — ну, и хватит. Что еще я могла бы почерпнуть или понять, даже если б и проработала до лета?

— Значит, я правильно отгадал: вы действительно хотели что-то понять. Но не поняли. Потому и решили уйти.

И снова ее сердце запрыгало в груди, а в душе плеснулась досада. Нет, от Алхимика решительно невозможно было спрятаться за дежурными фразами! Но она ничего ему не скажет, ничего.

— Я решила уйти потому, что мне предложили выгодную работу по переводу, — сказала она так, словно вдалбливала урок непонятливому ученику. — Иногда действительно хочется познакомиться с разными сторонами жизни… Но жизнь слишком многогранна, чтобы знакомиться с каждой гранью слишком долго.

— Вы правы, для такого знакомства больше подходят путешествия. Кстати, вы еще не надумали куда-нибудь отправиться?

— Да, я собираюсь поехать с мужем в Иерусалим этой весной, — бодро ответила Дарья.

Официант принес закуски, и Дарья, глядя, как он выгружает их с подноса, вдруг сообразила, что Василий после их разговора о Святом Городе так ничего и не сказал ей по поводу сроков поездки, хотя прошло уже полторы недели. Он собирался прикинуть, что у него со скачками… Прикинул? и что решил? Надо сегодня же спросить!

Алхимик предложил выпить за удачу ее будущей поездки, и Дарья, закусив жареными мидиями, подумала, что он и за прошлым ужином, и теперь поднимал тосты за то, чтобы в ее жизни сложилось то или другое, и надо бы и ей тоже что-то пожелать ему, а то выходит как-то невежливо.

— Давайте выпьем и за успех ваших алхимических изысканий, — она подняла бокал. — Наверное, это очень захватывающее занятие!

— О, да! — согласился Ставрос. — Спасибо!

Довольная тем, что удалось уйти от разговора об истинных причинах ее появления в лаборатории, Дарья решила: «Надо вести светскую беседу, говорить о том, что его может интересовать, тогда он, наверное, перестанет любопытствовать». Бессознательно любуясь, как изящно Алхимик орудует ножом и вилкой, закусывая запеченным в перце сыром, она спросила:

— А вы пробовали воспроизвести рецепт изготовления философского камня?

— И не раз! Таких рецептов существует несколько, но ни один даже близко не ведет к получению золота или эликсира мудрецов. В основном вполне банальные реакции, хотя иные из них для своего времени могли быть открытиями. Некоторые символически изображают уроборос, то есть это получение на выходе того же вещества, что было на входе. Но порой в рецептах самое красивое — их текст. Например: «Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона…»

— А, да, я читала! Там еще ацетон образуется, но автор рецепта не понял, что он и есть главный продукт реакции…

— Вы читали книгу про алхимию? — Ставрос посмотрел на Дарью с интересом. — Какую, если не секрет?

— «Алхимия на Востоке и Западе», — ответила она, слегка смутившись, понимая, что невольно проговорилась. — Захотелось узнать о ней поподробнее.

— Да, это хорошая книга. И не только потому, что я сам принимал участие в ее написании, — Алхимик улыбнулся и вдруг, остро глянув на Дарью, спросил: — Так как там поживает ваш дракон?

Дарья чуть вздрогнула и ощутила, как в ней закипает раздражение. Ну, что он к ней привязался, в самом деле?!.. Ставрос с самого начала ужина, кажется, почти не спускал с нее глаз: когда бы она ни смотрела на него, она почти каждый раз встречала его взгляд, который и притягивал, и пугал, и завораживал одновременно. Дарья чувствовала все бóльшую беззащитность перед этим человеком — от его вопросов и проницательного взгляда, от его ума и бархатистого голоса… и вообще от него самого.

«Нет, не надо было идти с ним сюда! — подумала она. — И ведь я это знала! Разве я не знала, как он на меня действует? Я не должна чувствовать ничего такого, все это ужасно и… опасно! От него надо держаться подальше, а я… Господи, зачем я опять поддалась на все это?!..»

Ощущения, которые приходили к ней в обществе Алхимика, и правда нисколько не походили на те, что вызывал у нее собственный муж, не говоря уж о других мужчинах, к которым она вообще не испытывала ничего, кроме мимолетного любопытства или чисто дружеских чувств. Если не считать одной институтской влюбленности, впрочем, невзаимной и окончившейся ничем, но это было давно, и тогда Дарья была полна романтики и девических мечтаний, почти невинных. В ее бытность послушницей в монастыре не могло идти и речи о «всяких таких» помыслах о мужчинах — они считались грехом мысленного блуда и подлежали немедленному «врачеванию через исповедь», — а после знакомства с Василием и их скорого объяснения в любви на других парней она, разумеется, уже не засматривалась. Впрочем, она вела такой образ жизни, что почти не общалась с посторонними мужчинами, кроме ипподромных друзей Василия и мужей своих подруг, а недавние приставания Контоглу вызвали у нее лишь раздражение. Ее любовь к мужу напоминала огонь лампады, которая, раз зажженная, горит ровно и спокойно, наполняя пространство приятным золотистым светом. Общительный, хотя не излишне болтливый, Василий никогда не замыкался в себе; он был не прочь пошутить, но совершенно не был склонен к сарказму; ходил ли он по дому, гулял или несся по ипподрому на колеснице, в его уверенных движениях не было ни стремительности, ни той кошачьей грации, которые так причудливо сочетались в Алхимике. Рядом с мужем Дарья ощущала уют и тепло, он был спокойным и надежным, нежным, заботливым и… пожалуй, по сравнению со Ставросом, предсказуемым. Тогда как чего ждать от этого странного человека с поразительно темными глазами, затягивающими, словно какая-то черная дыра, было совершенно непонятно.

Нет, все-таки надо его осадить! Она в упор посмотрела на Алхимика:

— Вам не кажется, что вы слишком любопытны?

— Мне кажется, — ответил он медленно и даже вкрадчиво, — что я могу назвать еще одно ваше качество. Оно плохо уживается со скрытностью, хотя в конечном счете они могут давать интересные сочетания… взрывоопасные, я бы сказал.

— Что вы хотите сказать? — спросила она почти раздраженно.

— Вы очень горячая, — ответил Алхимик по-прежнему медленно и негромко. — Очень много огня. И вы напрасно пытаетесь закидать его землей. Никакая скрытность не поможет погасить это пламя, когда реакция уже пошла. Огонь надо использовать, а не гасить.

— Я вас не понимаю! — решительно заявила Дарья, отчаянно пытаясь казаться спокойной, хотя ее сердце трепыхалось в груди загнанной в ловушку птицей, а на щеках снова разгорался румянец: сейчас она яснее, чем когда бы то ни было раньше, почувствовала, как рядом с Алхимиком в ней начинает шевелиться что-то неукротимое и опасное, тяжелое и горячее, словно расплавленная магма в жерле вулкана, который еще не начал извергаться, но уже издает утробный гул и все сильнее колышет землю. — Вы все время намекаете на то, что я что-то подавляю, скрываю, зарываю… Что за ерунда! Какая-то ни на чем не основанная конспирология!

— Вы так полагаете? Значит, я ошибся в своих оценках? — тон Алхимика становился все вкрадчивее, и у Дарьи по спине поползли мурашки. — На самом деле вы ничего не скрываете и ничего особенного не стремитесь понять. Вы пришли в лабораторию просто проветриться, а теперь с легкой душой и радостным сердцем возвращаетесь к прежнему образу жизни. Ваша жизнь идеальна, лучшей вы не можете себе и представить. Вы живете в красивейшем Городе мира, у вас обеспеченная семья, муж — писанный красавец и герой Золотого Ипподрома, любимые дети, с работой нет проблем — напротив, даже захотелось сделать перерыв, и для этого есть материальные возможности. То есть все прекрасно, не правда ли?

 «Нет, это уже слишком! Как хорошо, что я увольняюсь и завтра мы простимся навсегда!» — подумала Дарья и, подняв на него глаза, ответила с вызовом:

— Да, все прекрасно! И я уже сказала вам прошлый раз, что моя личная жизнь вас не касается. Вообще не понимаю, почему вы ко мне привязались с этими дурацкими вопросами!

— Не понимаете? А может быть, просто боитесь понять? — его голос был теперь таким глубоким и бархатистым, что Дарья ощутила, как ее словно обволакивает чем-то невероятно мягким и теплым, а в глубине его черных глаз мерцало нечто такое, от чего ей внезапно стало нечем дышать.

Она смотрела ему в глаза, не в силах отвести взгляд, точно заколдованная. И тут Алхимик протянул руку и медленно провел кончиками пальцев по ее кисти от запястья вниз и опять наверх, к середине предплечья, до края рукава. Ощущения были непередаваемыми. Ее сердце пропустило удар, а затем принялось исполнять дикий танец. Дарья и не подозревала, что легкое прикосновение пальцев можно так чувствовать, что вообще у нее на коже есть столько нервных окончаний, от которых по всему телу мгновенно прошла волна сладкой дрожи. Она была неспособна даже шевельнуться, а не то что отдернуть руку или что-нибудь произнести. Все ее существо, казалось, сосредоточилось на мерцании в глазах сидевшего напротив мужчины и на его пальцах, которые неторопливо скользили по ее коже, словно приоткрывая дверь в какую-то неизвестную, но безумно заманчивую страну… И когда Ставрос убрал руку, Дарью охватило чувство, близкое к разочарованию. Алхимик чуть заметно улыбнулся, и тут она, наконец, опомнилась, быстро откинулась на спинку стула и возмущенно прошипела:

— Как вы смеете распускать ваши мерзкие руки?!

— Так вы сейчас трепетали от омерзения? — ядовито спросил Ставрос.

Дарья вспыхнула и несколько секунд молчала, сверля его испепеляющим взглядом. Ее грудь порывисто вздымалась, а место на руке, где только что скользили его пальцы, просто горело. Алхимик поднес к губам бокал и, медленно потягивая вино, глядел на Дарью, казалось, забавляясь ее реакцией.

— Вам не удастся меня соблазнить! — наконец, выпалила она.

— Соблазнить? — он насмешливо скривил губы. — Какая у вас бедная фантазия, госпожа Феотоки, — он опустил бокал на стол и добавил неожиданно жестким тоном: — Запомните хорошенько: я вам не ловелас Контоглу, и не стоит приписывать мне столь идиотские мотивы.

Дарья растерялась.

— Тогда зачем вы… Что означают все эти ваши… намеки?

— Катализатор.

Она вздрогнула и проговорила почти шепотом:

— Что вы имеете в виду?

— Способ показать вам, а заодно узнать самому, что за реакции идут у вас внутри. Ведь это из-за них вы пришли в лабораторию.

— Вы совершенно невозможны! — заявила она после небольшого молчания.

— Зато со мной не скучно, не так ли? — улыбнулся он.

О, да, но признаваться в этом она вовсе не собиралась! Тут им принесли горячее, и Дарья принялась ожесточенно расправляться с порцией жареной рыбы, не глядя на Ставроса. Ее потрясло то, что он, по сути, назвал ее стремление разобраться в себе точно так, как она сама его называла — поиском катализатора, — и одновременно это испугало ее чуть ли не сильнее ощущений от его прикосновения.

«Мне действительно нужен катализатор, но… не такой же! — думала она. — Нет, нет, это невозможно! Господи, скорей бы уже завтра и конец этому дурацкому знакомству!»

предыдущее    |||   продолжение
———— оглавление ————