18 марта 2015 г.

Восточный экспресс: Живоносный Источник (3)



После обеда, который изготовила приходившая накануне бабушка, Макс с Дорой безо всякого прекословия улеглись спать, уморившиеся после службы и долгого гулянья на свежем воздухе. Василий включил компьютер и залез в интернет, но, не найдя в почте ничего интересного, кроме новостной рассылки «Синопсиса», устремил взгляд в окно. Без Дарьи в доме было пусто. И сегодняший вечер пройдет без совместного просмотра очередного фильма… Получит ли Дари в Дамаске что-нибудь из того, на поиски чего отправилась осенью, пойдя в лабораторию?..

Поднявшись, Василий подошел к книжным стеллажам, рассеянно скользнул взглядом по средней полке. Внимание зацепилось за «Алхимию на Востоке и Западе». Когда жена читала книгу, у Василия мелькнула мысль потом тоже прочесть, но позже он забыл об этом. Теперь же он вынул этот том в лиловой обложке, устроился на диване и принялся лениво листать, открывая наобум то в одном, то в другом месте.

«Согласно определению Феодорита Аристина, эдесского алхимика XV века, “Алхимия это искусство, с помощью коего пораженные порчей металлы возрождаются — несовершенные становятся совершенными”. Однако это “материальное” определение скрывало под собой несколько уровней, высшим из которых считалось возрождение человека через освобождение от порчи пороков и несовершенства, причем под последним понималось не только несовершенство нравственное, но и неразвитость разума, недостаток знаний. Аскетическое наставление подвижника VI века Иоанна Лествичника: “Не извиняйся неведением, ибо неведевый, но сотворивший достойное ран, будет бит за то, что не узнал”, средневековые алхимики осмыслили как призыв к научному познанию мира, созданного Богом не просто для восхищения великим творением Создателя, но и для изучения с помощью ума, данного тем же Создателем. Таким образом, путь алхимического совершенства многогранен: духовно-нравственное очищение, возрастание в научном познании мира и — высшая ступень — познание Бога через мистический союз с Ним».

Концепция красивая, подумалось Василию, но вот интересно, были ли такие люди, которые достигали совершенства на трех путях сразу? В новое время пути научного поиска и мистического богопознания довольно-таки разошлись: ученые не стремятся к «духовно-нравственному очищению», если под ним понимать христианское совершенство, а не просто отсутствие каких-то грубых грехов и пороков, многие и в Бога-то не особенно верят… или, если и верят, из этой веры ничего не следует на практике. Храмы наполняют не ученые, а обычные люди и даже, увы, часто не слишком-то образованные…

«Алхимик нераздельно воплощал в своем лице всё: он ставящий опыты теоретик и теоретизирующий ремесленник, философ и богослов, мистик и книжник, художник и поэт, правоверный христианин и маг-чернокнижник…»

Василий хмыкнул и подумал, что в современно мире идеал «знаю всё» воплощают журналисты средней руки — но в наихудшем варианте: пишут о чем угодно якобы со знанием дела, а в реальности чаще всего пичкают читателей малограмотной бурдой… «А впрочем, еще неизвестно, что там за бурду химичили те алхимики, — усмехнулся Феотоки. — Им еще проще было: навертеть фраз посимволичнее, мало кто что-нибудь поймет, зато красиво звучит и сам сойдешь за умного, носителя тайных знаний… Алхимик как журналист средневековья — наверное, авторы этой книги меня бы обругали за такую идею», — Василию стало смешно, и он перелистнул несколько страниц.

«Уроборос как символ имеет долгую историю и встречается в разных культурах. В Древнем Египте он олицетворял вечность и вселенную с ее элементами, а также цикл смерти и перерождения, и потому этот знак попадается на стенах храмов и гробниц. В Древней Греции уроборос обозначал процессы, не имеющие начала и конца. В Древнем Китае этот символ связывался с учением о взаимодействии полярных сил инь и ян, а его центр, пространство внутри кольца — с учением о Дао, “пути человека”. В индуизме в виде змеи, кусающей свой хвост, изображался бог Шеша, считающийся олицетворением вечного времени…»

— Надо же! — пробормотал Василий. — Какой древний и богатый символизм…

Он стал читать раздел о «великом делании». Там сообщалось, в числе прочего, что «истинные алхимики не стремились к получению золота, оно было инструментом, а не целью. Целью был сам философский камень, эликсир жизни и духовное освобождение, дарующиеся его обладателю — абсолютная свобода».

«Абсолютная свобода! — подумал Феотоки. — Красивое словосочетание, но что оно обозначает? Ведь такая свобода только у Бога. Значит, алхимики искали обожения таким своеобразным путем… Занятно! Ну да, все верно, свобода может быть только там, где бессмертие… Неужели они действительно верили, что можно получить вещество, которое даст бессмертие? И ведь это вроде бы во времена всеобщего господства христианства! Конечно, часто только внешнего, но все же…»

Впрочем, дальше в книге говорилось, что, при многоуровневом содержании алхимических трактатов, в самом высоком смысле их следовало понимать духовно — это был своеобразный способ богословствовать на внецерковном поле.

«Человек постоянно пытался вырваться из-под опеки Церкви, — размышлял Василий. — А ведь, если подумать, это свидетельство неудачи Церкви как средства привлечь людей к спасению… Казалось бы, она должна давать все, чтобы насытить душу и, так сказать, научить летать, а вместо этого ее воспринимают как клетку… И ведь в те времена оно зачастую так и было! А сейчас?.. Свободы уже куда больше, но в целом не скажешь, что люди стремятся отыскать опору и смысл жизни именно в Церкви… Наверное, потому, что им всегда хочется свободы больше, чем она позволяет. Внешней свободы. А ко внутренней многие ли стремятся на самом деле? Да и что она такое? Мы вот ходим в церковь, молимся и прочее, при случае рассуждаем о внутренней свободе, а случись что — оказывается, что у нас куча привязанностей, пристрастий, зависимостей…»

Он вспомнил сегодняшний разговор с Лари и подумал, что напрасно завел с ней речь о Ставросе: получилось так, словно он до сих пор подозревает Дарью в чем-то… Неудобно вышло! В конце концов все уже в прошлом, почему же этот кулон, подаренный «мрачным неразговорчивым типом» — Василий усмехнулся, вспомнив характеристику, данную Ставросу Иларией, — до сих пор не дает ему покоя? Дари ведь уже и не работает там, и… вроде бы и кулон больше не носит?.. Он задумался, припоминая: да, жена в последнее время, кажется, не надевала уроборос. Интересно, почему? Надоел? Разонравился?.. Впрочем, она ведь и носила его в основном на работу, а теперь снова дома, ничего странного… А интересно, почему она ничего не рассказала про то, что Контоглу к ней приставал, а Ставрос заступился? И ведь теперь не спросишь — не говорить же, что он расспрашивал об этом Лари!.. Фу, глупая история вышла! Василий досадливо сдвинул брови. «Лучше б я не спрашивал ничего! — подумал он. — От этих сплетен никакой пользы, только будет теперь это в голову лезть… Я же доверяю Дари, так зачем все это? Если б та история имела значение, она бы, конечно, мне сама рассказала. А если не рассказала, значит, все чушь и нечего об этом думать!» Он повел головой, отгоняя ненужные мысли и снова углубился в книгу.

Там попадались иллюстрации, и Василий внезапно наткнулся на репродукцию иконы Богоматери «Живоносный Источник». С удивлением он прочел, что некоторые средневековые иконописные сюжеты можно истолковать, в частности, алхимически — так, чаша являлась важным символом: еще древние алхимики использовали изображение алтаря, увенчанного чашей, в которой и происходит трансмутация, а позднее чаша символизировала брачный чертог, где соединяются в мистическом браке мужское и женское начала, и в христианском средневековье это толковалось как брак Христа и Церкви. В алхимическом богословии чаша также символизировала купель, через погружение в которую приобщаешься к тайне первичной материи… Василий снова хмыкнул. «Этак можно что угодно истолковать “алхимически”!» — подумал он. — Даже и Библию: “Премудрость создала себе дом и растворила в чаше своей вино”… Или чашу причастия… Чем не “трансмутация”? Впрочем, алхимики, может, так и толковали… В общем, мутная какая-то наука…»

Он принялся читать об алхимическом браке. «Кульминация Великого Делания алхимиков — соединение в алхимическом браке противоположностей…» Дальше говорилось, что под противоположностями понимались мужское и женское начала, но Василий задумался о другом: ведь кто-то из древних философов говорил, что «противоположности сходятся», тогда как другой утверждал, что «подобное стремится к подобному». И кто же прав?

«Наверное, брак Пана и Лизи похож на соединение противоположностей, — Василий улыбнулся. — А вот у Григи с Лари много общего в характерах и отношении к жизни. У нас с Дари общего еще больше… Получается, с точки зрения алхимии, лучший брак у Пана, вот только мне бы не хотелось оказаться на его месте. Лизи хорошая, вот и в церковь теперь ходит, но… в ней как-то совсем нет уважения к христианским традициям, она все готова раскритиковать и поставить с ног на голову…»

Правда, Василий признавал, что замечания Елизаветы нередко вносили определенную свежесть в восприятие тех или иных сторон христианской жизни, но все-таки порой ее бесшабашные высказывания его коробили, хотя он не показывал этого. Иногда он задавался вопросом, что, собственно, такое для нее Церковь и зачем она ведет христианскую жизнь — может быть, просто «за компанию» с мужем?.. Лизи, казалось, не испытывала никакого благоговения не только перед святыми отцами и их мнениями, но и перед Священным Писанием, да и вообще перед какими угодно церковными традициями и установлениями. И сам Панайотис иногда жаловался на это Василию, однако Феотоки не мог не отметить, что за годы совместной жизни с Лизи Стратиотис стал гораздо менее занудным и закомплексованным, чем был пять лет назад.

«Наверное, Пану как раз такая жена и нужна, а вот я бы с ней вряд ли ужился… — подумал Василий. — Хорошо, что тогда так вышло, очень промыслительно, в самом деле! Григе хорошо с Лари, мне — с Дари… Каждому досталось как раз то, что нужно! Но ведь так и должно быть, если по воле Божией?.. В общем, все эти аксиомы философов ерунда, в конечном счете! Кому-то хорошо жить с противоположностью, а кому-то — с подобием. Каждому свое, главное — чтобы не чужое…»

— Папа! Ты почитаешь нам продолжение про Одиссея? — на пороге гостиной появилась дочь, еще заспанная, но уже требующая новой порции детской книжки по мотивам бессмертной поэмы Гомера.

— Конечно, — улыбнулся Василий, спуская ноги с дивана. — Зови Макса!

Он убрал книгу об алхимии на полку, подумав, что вряд ли еще вернется к ней, и взял с журнального столика «Сказку странствий».


предыдущее    |||   продолжение
оглавление


Комментариев нет:

Отправить комментарий

Схолия