Когда Лизи вошла в редакцию
«Синопсиса», там царила невероятная сумятица. Стратиотис уже успел поставить на
уши больше половины сотрудников, но нельзя было сказать, что они этим довольны.
В самом деле, из причитаний Панайотиса можно было сделать вывод, будто завис
целиком весь сайт, однако он функционировал по-прежнему. Хакерская атака
коснулась только статей и обзоров самого Стратиотиса — при любом обращении к
ним всплывала страница, где на абсолютно черном фоне огненно переливалась
крупными буквами надпись: «Господи, помилуй!» Подмену обнаружил один из
сотрудников Отдела политики, проверяя посещаемость новых материалов, прежде
всего свежей статьи про нефтепровод. Конечно, сам факт атаки был неприятен, а
исчезновение злободневного материала досадно, но поднимать из-за этого шумиху
казалось излишним, и теперь «синопсяне» исподтишка посмеивались над
Стратиотисом, с ходу переименовав его из Панайотиса в Паникертиса.
Автор хакнутых материалов между
тем уверял всех, что «это только начало»: враги попробовали свои силы и, если
им не дать отпор, уничтожат весь сайт… Мало кто воспринимал такие предположения
всерьез, однако на более впечатлительную женскую половину редакции нытье
Стратиотиса повлияло деморализующе: кто-то заговорил о хурритах, и поползли
разговоры о том, что нефтепровод, конечно, возбудит их недовольство, могут быть
всякие выступления и даже теракты… Мужчины пытались успокоить боязливые умы
рассуждениями, что если император одобряет этот проект, то, конечно, уже
приняты меры против возможных эксцессов, связанных с хурритами, но дамы, тем не
менее, волновались, особенно две молодые сотрудницы, чьи мужья как раз
проходили воинскую службу в горах Восточного Тавра…
В отделе политики Лизи, кроме
штатных сотрудников, застала и Фому, и Мари, и Орхана — знойный турок уже давно
пытался приударить за сисадмином, но она старалась держаться от него на
расстоянии: слишком горячие восточные мужчины ее несколько пугали. Налицо были
даже верстальщик с художником, появлявшиеся в редакции только при подготовке
бумажной версии журнала. Все они в ожидании Лизи пытались убить время: кто
болтал, кто варил на кухне кофе, кто рассеянно листал старые подшивки.
Художник, к неудовольствию Панайотиса, курил, сидя на подоконнике и пуская дым
в открытое окно. Мари, одетая в широкие белые брюки и зеленую блузку без
рукавов, сидела с ногами на диване и теребила серую кошку, настолько ленивую и
сонную, что она даже не открыла глаз, когда девушка перевернула ее на спину и принялась
тихонько поглаживать по упитанному животу. Амиридис оседлал один из
компьютерных стульев, закатился вместе с ним в угол и оттуда украдкой наблюдал
за Мари. Стратиотис нервно ходил взад и вперед по комнате.
— Здравствуйте, Елизавета!
Наконец-то вы пришли! — сказал он при виде девушки.
— Ура! — воскликнул Фома. —
Сисадмин явился, мы спасены!
— Привет всем! — улыбнулась Лизи.
— Ну, что тут у вас произошло?
— А вот, посмотрите на это
безобразие! — сказал Герман, полный круглолицый брюнет лет тридцати пяти,
ответственный за новостную ленту, и показал Лизи, во что превратились страницы
с материалами Панайотиса. — Я обнаружил это сегодня утром. И это ферситство
вылезает при обращении к любым статьям Пана. Все остальное вроде бы нормально,
а вот все его статьи потерты, и вместо них выдается это… воззвание.
— Да, но, — вмешался Стратиотис,
— я уверен, что со стороны хакеров это была только проба сил! Наверняка они
продолжат и постараются уничтожить весь сайт!
— Хммм, — протянула Лизи. — Но
почему они начали с вас, Пан? Вы им, значит, особенно не угодили? И чем же это,
интересно? Ладно, сейчас я выясню, какой из материалов они удалили первым —
может, это что-нибудь объяснит… Но вообще недурно сработано! — она усмехнулась.
— Что ж, будем разбираться, кого тут помиловать, а кого…
— Порешить бы их всех, этих
гадских хакеров! — пробурчал верстальщик, не испытывавший никакого восторга от
того, что его заставили тащиться сюда, как выяснилось, совершенно не по делу.
— Ничего! — отозвался художник,
сминая окурок прямо о подоконник. — Лизи в два счета расправится с этим
Армагеддоном!
— Я попросил бы вас не сорить, Павел!
— строго сказал Панайотис. — И должен заметить, что называть «Армагеддоном»
молитвенные слова…
Лизи, уже севшая перед главным
компьютером отдела, быстро повернулась к Стратиотису.
— То есть эти молитвенные слова
вам нравятся? Может, так все и оставить?
Все присутствовавшие разразились
хохотом. Фома даже едва не упал со стула, а кошка с перепугу соскочила с дивана
и юркнула в спасительное пространство между его спинкой и стеной. Панайотис
растерянно огляделся и обиженно сказал:
— Вообще-то я совсем не то имел в
виду…
— Ну так и Павел тоже имел в виду
совсем не то, — сказала Лизи. — Или вы считаете, что вы один тут такой перл
благочестия? — она хмыкнула и отвернулась к компьютеру. — Кстати, сварите мне,
кто-нибудь, кофе, пожалуйста!
— Фома, свари ты, — сказала Мари,
— у тебя это лучше всего получается!
Амиридис порозовел от
удовольствия, услышав ее похвалу, и скрылся на кухне.
— Может, я все-таки пойду, а? — осторожно
проговорил верстальщик. — Что мне тут делать вообще-то?
— Идите-идите, — пробормотала
Лизи, — только не нойте мне тут над ухом!
— Ну вот, раз сисадмин отпускает,
то я ухожу! — заявил верстальщик. — Сисадмин у нас сегодня главный начальник! Счастливо
оставаться!
— Черт! — сказала Лизи, глядя в
монитор, и чуть нахмурилась.
Стратиотис покосился на нее, но
ничего не сказал.
Художник спрыгнул с подоконника
и, картинно помахав рукой всем присутствующим, молча ретировался вслед за
верстальщиком. Панайотис осуждающе поглядел им вслед, но промолчал. Кошка
вылезла из своего убежища и снова устроилась на диване. Мари просматривала в
подшивке «Синопсиса» за 2008 год большую статью, посвященную пятнадцатилетию
коронации августейшей четы.
Лизи уверенно двигала мышью, ее
пальцы летали над клавиатурой, на экране одно за другим открывались окна с
рядами длиннющих кодов, один вид которых способен был напугать и более
искушенного пользователя, чем журналист. Но Лизи переходила между этими окнами
так быстро, что Панайотис не успевал следить и у него вскоре зарябило в глазах.
Девушка что-то копировала, удаляла или исправляла, при этом то и дело повторяя
с разными интонациями «черт», «ага», «ого», «тю», но чаще именно первое слово,
от которого Панайотиса каждый раз коробило. Наконец, он не выдержал и,
откашлявшись, произнес:
— Елизавета, вы не могли бы не
употреблять это дурное слово?
Лизи не сразу оторвалась от
монитора.
— А?.. Какое слово?
— Наш дорогой Пан не любит, когда
чертыхаются! — засмеялся Орхан. — Нас уже всех отучил, вот и вас собирается
перевоспитать.
Лизи строго взглянула на
Стратиотиса.
— Пан, если вы будете доставать
меня этими благоглупостями, то я сейчас так и оставлю вместо ваших статей это
богоугодное воззвание!
— Да-да, Лизи, вы правы! —
подхватил Амиридис, ставя возле нее на стол небольшой поднос с чашкой
ароматного кофе и блюдечком сластей. — В самом деле, представьте, как это
душеполезно для читателя: открывает он сайт с неблагочестивым любопытством
узнать, что же происходит в этом грязном мире политических интриг и страстей по
наживе, а тут ему: «Господи, помилуй!» Так вот и приучится к памяти Божией,
глядишь, и молиться начнет, а там и до монастыря недалеко… Пустыня, отшельники,
вековой литургический устав…
— Общины девственниц! —
воскликнула Мари.
— И девственников! — отозвался
Фома.
— И нестяжателей! — внес свою
лепту Герман.
— И не-читателей, не-писателей! —
пропел Амиридис, крестообразно сложив руки на груди и возводя глаза к потолку.
— Не-чертыхателей, — буркнула
Лизи, что-то быстро вбивая в длинную таблицу.
Панайотис, обиженно насупившись,
сел на диван и, подобно Мари, взял в руки старую подшивку «Синопсиса», но так и
не открыл ее, а сидел и молча наблюдал за Лизи, продолжавшей уничтожать следы
хакера. Наконец, девушка откинулась на спинку кресла и вместе с ним повернулась
к присутствующим.
— Ну вот, радуйтесь, все
исправлено! Сначала я было подумала, что работал профи, но оказалось — так,
скорее любитель какой-то. Ничего особо сложного, хотя следы они тщательно
пытались запутать. Но я добыла ай-пи-адрес компа, с которого они взломали сайт.
Ослы! Не знали, что на «Схезисе» бывают сбои с удалением данных. А может быть,
— тут Лизи слегка потерла пальцем за левым ухом, — там ребята увлеклись
Ипподромом и забыли про свой сервер. Тогда нам просто повезло! Вот я тут
выписала… Возьмите, Пан, — повернувшись, она взяла со стола бумажку и протянула
Стратиотису. — Думаю, вы сможете выяснить, чей это адрес?
— Да-да, я спрошу в службе
безопасности, у них там специалисты, — ответил Панайотис, вставая и беря у Лизи
листок. — Огромное вам спасибо, Елизавета! Но что, если они сделают новую
попытку взлома?
— Я поменяла пароли и установила
дополнительную защиту, теперь им будет гораздо труднее. Тот, кто сейчас ломал,
с этим точно не справится, так что им придется искать профи. Кстати, первой
была уничтожена статья про нефтепровод, так что, видимо, атаку произвели
противники этого проекта. Но если вы сумеете выяснить по ай-пи, откуда они
пришли, то, думаю, государь сумеет предотвратить дальнейшие поползновения?
— Конечно! — воскликнул Фома. —
Ведь это покушение на правительственный ресурс, считай, государственное
преступление! Я вообще удивляюсь, как они осмелились на такое, кто бы это ни
был!
— Наверняка не подозревали, что
может произойти такая штука с определением адреса, — ответила Лизи. — Это
лишний раз говорит, что они не профи. В общем, надеюсь, в ближайшее время у
меня уже не будет тут подобной работы! — девушка улыбнулась. — Фома, вы не
сварите мне еще кофе? Он у вас очень вкусный получился! Кстати, вы случайно
мелете его не на ручной кофемолке?
— Что вы! — засмеялся Амиридис. —
На это у меня не хватило бы терпения! Конечно, на обычной. Но, если честно, на
мой вкус он мало отличается от смолотого вручную. Хотя, я знаю, есть гурманы,
которые разбираются… Но это, наверное, аристократы всякие!
— Да нет, не только аристократы,
— ответила Лизи, и на ее лице появилось мечтательное выражение, но, впрочем,
почти сразу исчезло.
Фома ушел на кухню, а Лизи вдруг
обратилась к Стратиотису, который все еще стоял посреди комнаты, вертя в руках
бумажку, где был записан «вражеский» ай-пи:
— А вы, Пан, какой кофе
предпочитаете?
— Я? — растерялся журналист. —
Обычный… То есть обычного помола. Я не гурман! — с легкой гордостью добавил он
и продолжал назидательным тоном: — Гурманство это грех гортанобесия, и…
— Ой-ой, Пан, перестаньте! — со
смехом подала с дивана голос Мари. — А то вы сисадмину аппетит испортите!
— Ну да, — меланхолично заметил
Герман, который уже сидел, уткнувшись в свой компьютер, — если продолжить тему
гортанобесия, то можно дойти до кухни разных стран, например, Китая, где едят
гусениц и тараканов и пьют вино, настоянное на мышатах…
— Фу! — скривилась Лизи.
— Да, понятие «деликатес» очень
относительно, — продолжал Герман. — Кому-то нравятся креветки, а кому-то
термиты…
— Дело не в том, что в разных
странах любят разное, — вмешался Панайотис, — а в том, что излишняя любовь к
вкусному…
— Греховна и ведет прямиком в ад!
— воскликнул Орхан.
— Ага, — отозвалась Мари, — поел
китаец червей, помер и стал пищей неусыпающего червя в холодном мраке тартара…
Лизи расхохоталась и, посмотрев
на Панайотиса, который, похоже, не одобрял такой неблагочестивой веселости,
спросила:
— Вы что, Пан, всерьез считаете,
что человек, любящий вкусно поесть, уже заранее погиб?
— Святые отцы учат, — ответил
Стратиотис, правда, не слишком уверенно, — что всякая страсть, если в ней не
раскаяться, способна довести до погибели души…
— Ну, хорошо, святые отцы так
считали, — нетерпеливо оборвала его Лизи. — А вы? Вы-то сами как считаете? Вам
что, все равно, что есть? Неужели у вас нет любимых блюд? Разве вы согласились
бы питаться всю жизнь тем, что вам не нравится? Ведь, по вашей логике, именно
это душеспасительно! Или вы, каждый раз после того, как насладитесь чем-нибудь
вкусным — червяком там, или мотыльком, или молодым барашком, — бежите на
исповедь и каетесь в этом вашем, как его… гортанобесии?
— Нет, — смутился журналист,
ошарашенный такой внезапной атакой, — но…
— А раз нет, то какого черта вы
тут пудрите нам мозги?! — возмутилась Лизи. — Если вы сами не живете так, как
считаете благочестивым, то нечего и проповедовать это благочестие!
— Что такое? В чем дело? —
спросил Амиридис, появляясь в дверях. — Кто тут проповедует благочестие, опять
наш добрый Пан?
— Он, он! — засмеялась Мари. — Но
Лизи ему спуску не дает!
— И не дам! — сисадмин в
негодовании даже встала с кресла и принялась наступать на Панайотиса, сверкая
серо-голубыми глазами. — Если ваш идеал это монахи и отшельники, так в чем
дело? Поезжайте в Каппадокию и живите там в пещере, питайтесь хлебом и водой,
забудьте про ноуты и авто! А не хотите, так чего вы тут нас зазираете, чего
превозноситесь, что вы не гурман, не курите, не пьете? Подумаешь, какая
добродетель! Да такой добродетели в мире навалом, хоть у буддистов каких-нибудь
или мусульман, и даже вообще у атеистов! Чем вы от них отличаетесь? Тем, что по
воскресеньям в церковь ходите? Молитесь утром и вечером? Благочестивые
мусульмане вообще молятся пять раз в день и в мечеть ежедневно ходят! Что
дальше?!
— У мусульман простая религия, —
пролепетал журналист, пятясь к дивану, — там гораздо меньше требований…
— Да, а у православных религия
сложная! — язвительно воскликнула Лизи. — Там столько требований, столько
требований! Соблюдать, не пересоблюдать! Поэтому остается только языком о них
чесать! А уж если ты и правда соблюл два-три из них, то это прямо великий
подвиг, и ты имеешь право круглосуточно зудеть и укорять в нечестии других,
которые соблюли чуть поменьше! Да?!..
— Простите меня, Елизавета, —
пробормотал окончательно обескураженный Стратиотис, — я не хотел вас обидеть… Я
беру свои слова обратно.
Все присутствующие с удивлением
воззрились на него, только Орхан насмешливо хмыкнул и вышел из комнаты.
— Кофе! — вскричал Фома, хватаясь
за голову, и побежал на кухню.
Лизи пожала плечами и
примирительно сказала:
— Да ладно, Пан, не переживайте!
Я же знаю, вы неисправимый зануда… Ну, сейчас я быстренько выпью кофе и побегу,
не буду больше смущать здешнее благочестивое общество, — она засмеялась.
— Слава Богу, не улетел! — сказал
Амиридис, входя в комнату с подносом, где стояла очередная порция кофе для
сисадмина. — Я успел поймать его. Прошу вас, Лизи!
— Спасибо! — улыбнулась девушка
и, подвинув кресло к столу, села, отпила чуть-чуть из маленькой цветастой
чашечки и сунула в рот грейпфрутовую мармеладку.
Когда Лизи покинула редакцию,
Панайотис, сжимая в руке бумажку, исчерканную цифрами, грустно побрел в службу
безопасности.
Там сориентировались быстро.
— Тю! — воскликнул Александр,
молоденький декарх, давший задание поисковой системе. — Так этот компьютер
находится в… вычислительном центре Института народных преданий!
— Чем же мы так насолили
институту? — удивился Панайотис. — Впрочем, там же открытый доступ, и,
наверное, кто угодно мог заняться взломом?
— Вероятно!
— Народных преданий? Дайте,
дайте-ка мне поглядеть! — воскликнул, подходя, высокий брюнет в синей униформе
с погонами комита.
Усевшись на место Александра, он
начал что-то тщательно изучать в колонках цифр на экране.
— Знаете что? — промолвил он. — А
ведь, пожалуй, это мог сделать только один человек, и я его, возможно, знаю!
— Каким же образом? —
поинтересовался Александр.
— Да самым простым! Все эти
действия произведены ночью, с двух часов до шести, а в это время там мог
работать только штатный сотрудник… Петр, мы с ним учились в Патриаршем училище.
— Так…— пробормотал Стратиотис. —
А что же ему нужно было, как вы полагаете?
— Не знаю. Мы с ним давно уже не
общаемся. Я ушел со второго курса, а он еще доучивается, заочно. Таким
православным стал, каким и раньше не был. Только циничный очень. Его лучший
друг сейчас Димитрий, келейник митрополита Ираклийского — похоже, это он на
него влияет. Они путешествуют повсюду, ездят в какие-то странные командировки
и, как говорят, не на свои деньги…
— Келейник Кирика?! — воскликнул
Стратиотис, слегка бледнея. — Ну, теперь я, кажется, понимаю, в чем дело…
— А что такое? — поинтересовался
брюнет, вставая.
Его звали Борис, и, как догадался
Панайотис, он и возглавлял службу безопасности. Внимательные черные глаза
испытующе смотрели на журналиста из-под густых, чуть нависающих бровей.
— У вас есть какие-то подозрения?
Мы ведь должны начать служебное расследование, дело-то серьезное.
— Пожалуй, да, — пробормотал
журналист, все больше и больше теряясь.
— Тогда выкладывайте! Если здесь
действительно замешаны соратники Кирика, то, боюсь, вы попали в неприятную
историю. Мы вас, конечно, попробуем защитить, но эти ребята довольно отчаянные,
от них всего можно ждать… О, я с ними много общался! Горячие головы, все мысли
только про «православную экспансию». Думаю, они и Кирику-то не особо
подконтрольны. Гм! Идеи им наверняка подкидывают со стороны… Впрочем, это ведь,
наверное, только лишь предупреждение?
— Господин комит, ну зачем вы
пугаете человека? — вмешался Александр. — Мы же не в лесу и ничего страшного
пока не произошло.
— Это пока! — ответил Борис таким
тоном, что у Стратиотиса прошла по телу дрожь. — Вы не знаете того, что знаю я
про публику, которая собирается в саду Патриаршего училища! Их давно пора
потрясти, да у астиномии особого повода не было. Но, конечно, — тут Борис и сам
спохватился, поняв, что перегнул палку, — волноваться пока действительно не
нужно.
— Какое ужасно место,
оказывается, это ваше училище! — воскликнул потрясенный Панайотис.
— Ну отчего же? Прекрасное место,
— возразил Борис, ухмыльнувшись. — Там не подавляют личность, дают возможность
определиться, оценить себя. Кто-то оттуда в Академию отправляется, кто-то на
приход, а многие, как вот я, совсем в другую область. А что там разные идеи
бродят, так это везде может случиться, куда денешься? И все же я бы на вашем
месте, — тут он посмотрел на журналиста внимательно и успокаивающе коснулся
пальцем его груди, — просто стал бы немного осторожнее. Может быть, сменил бы
квартиру, или хотя бы номер телефона, прическу. Знаете, я и сам так иногда
делаю — говорю всем, что уехал, меняю внешность, и… Полезно иногда посмотреть
на свою жизнь, на свой дом со стороны.
Александр оторвался от компьютера
и посмотрел на начальника слегка ошалело. Но никаких следов иронии на волевом
сосредоточенном лице он не заметил. Наоборот, там явственно читались азарт и
неизбывная тяга к приключениям.
— Но не волнуйтесь так, мы же не
зря здесь сидим! — прокричал Борис уже в спину журналисту.
Но тому теперь было не до
советов.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь… —
бормотал Стратиотис, выскочив за дверь и широко шагая по коридору. — Вы-то тут
сидите, а я везде хожу и вообще постоянно на виду!
«А еще Лизи вмешалась, это вообще
воспримут как вызов… — лихорадочно соображал он. — К чему дразнить таких
отчаянных людей? Может, быстро отпустить бороду? Купить очки… Да, мой рост… —
Панайотис попытался сгорбиться. — Взять отпуск? Имею ли я право так рисковать
собой? Своими… детьми? Это же почти самоубийство, непростительный грех… Уйти!
Скрыться!» — стучало у него в висках.
____________________
Иллюстрация Юлии Меньшиковой.
Иллюстрация Юлии Меньшиковой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия