Наутро она,
подумав, вынула из шкафа темно-красную блузку с глубоким вырезом, чтобы можно
было снова надеть кулон. Когда дракончик прохладно коснулся кожи, Дарья
испытала некое странное ощущение — приятное и будоражащее одновременно. Она до
сих пор не носила украшений, за исключением серебряного браслета с малахитом,
подаренного отцом, и жемчужных бус, подарка мужа, да и те надевала редко, разве
что в гости или в театр. Обручальное кольцо на пальце и золотой крестик на шее,
всегда, впрочем, скрытый под одеждой благодаря длинной цепочке, — вот и все,
чем она украшалась в последние годы. В юности Дарья любила бусы, браслеты и
серьги, но три года монастырской жизни положили конец этому увлечению, дырки в
ушах заросли, а после замужества Василий не дарил ей драгоценностей, кроме бус
на свадьбу, — должно быть, считал чем-то излишним? Она никогда не задавалась
этим вопросом. Муж не был скуп на подарки — вовсе нет! — но чаще всего это были
книги или технические штучки вроде мобильника, фотоаппарата, плейера… Нельзя
сказать, чтобы Дарья страдала без украшений, да и носить их было особо некуда —
не учеников же в них принимать! Но теперь в ней словно бы проснулась «страсть
молодости» — хотелось носить что-то красивое, как вот этот кулон… Не купить ли
к нему какой-нибудь золотой браслет? Или, может, попросить Василя? Может, он
потому вчера и рассердился, что сам ничего такого ей до сих пор не дарил и ему
обидно? Ну, а кто виноват, в сущности? Мог бы и додуматься… Вон, Елизавете
Панайотис каждый год что-нибудь новенькое дарит… Да и Лари носит серьги и бусы…
Может, уши проколоть, кстати?..
Она уже
надевала куртку в коридоре, когда из комнаты вышел Василий.
— Доброе утро!
— улыбнулся он. — Уже убегаешь?
— Ага. Я там
сварила кашку детям на завтрак, в кастрюле под полотенцем. Уже пора будить их,
кстати. Сейчас Миранда должна придти… А ты сегодня надолго уйдешь? Надо бы в
магазин сходить, купить кое-что к празднику. Боюсь, мне одной все будет не
утащить. Может, встретишь меня у института часа в три?
— В три?.. —
Василий что-то прикинул в уме. — Да, можно. Я позвоню, — он прошел мимо нее к
ванной и уже взялся за ручку двери, но вдруг обернулся. — Ну, а ты еще не
надумала увольняться из лаборатории?
Дарья на миг
замерла.
— Нет, думаю
еще поработать, а что?
— Ничего,
просто ты вроде осенью говорила, что до нового года поработаешь, а там… Ну,
тебе виднее. Счастливо!
«Разве я такое
говорила?» — подумала Дарья, спускаясь в лифте. Когда внизу его двери
раскрылись, она нос к носу столкнулась с Мирандой — няня шла заниматься детьми,
Василий убежит через полчаса… Они поздоровались, и Дарья предупредила девушку,
что сегодня у нее запланирован поход в магазин, поэтому она вернется примерно
на час позже. Выйдя на улицу, она с наслаждением вдохнула чистый утренний
воздух. Было не холодно, а безоблачное небо обещало солнечный день — пожалуй, к
обеду может и до двадцати градусов дойти, как позавчера… Плюс двадцать в конце
декабря! В первые годы жизни в столице мира здешние зимы вызывали у Дарьи
постоянное изумление — шутка ли, сорок градусов разницы с российскими! — но
теперь она уже привыкла, хотя иногда все же весело удивлялась, сталкиваясь в
зимние месяцы почти с летним теплом. Здесь она забыла, что такое шубы, меховые
шапки и варежки… Поднявшись в вагон трамвая и усевшись на свободное место,
Дарья расстегнула куртку и тут же поймала взгляд женщины напротив — конечно,
причиной тому был уроборос, засиявший в лучах утреннего солнца. Дарья с улыбкой
отвернулась к окну. «Все-таки красивые вещи придают уверенности в себе», —
подумала она, ощущая прилив удовольствия, точно выиграла какой-то небольшой, но
очень приятный приз.
На работе
кулон, впрочем, скрылся под халатом и снова увидел свет лишь за чаем в
«трапезной». Дарья как раз вешала свой халат на крючок у двери, когда вошел
Ставрос и, скользнув взглядом по ее груди, посмотрел ей в глаза и чуть заметно
улыбнулся, точно спрашивая: «Дракончик прижился?» Она возвратила улыбку: «Да, ему
хорошо», — и прошла к своему привычному месту. Алхимик сел, как всегда, слева
от нее у окна, и она странным образом ощущала, что благодаря его подарку,
сделанному по случайно выпавшему жребию, они стали как будто ближе, хотя
по-прежнему почти ничего не знали друг о друге. И теперь Дарье все больше
хотелось поговорить со Ставросом — ну, хотя бы об алхимии, о том, как он
заинтересовался этими исследованиями… или о том, где же все-таки он купил
кулон. Вдруг там же можно купить что-нибудь еще такое же красивое… серьги,
например? Правда, об этом можно было спросить и во время чаепития, но Дарья
стеснялась. Или, может быть, улучить момент во вторую смену, отдавая ему ключ
перед уходом?..
Аристидис и
Йоркас между тем заспорили о том, каковы будут итоги приближавшегося Золотого
Ипподрома — очередные бега открывались на следующий день после Рождества и
заканчивались в первый день нового года. Спор, правда, шел не о том, кто
выиграет — оба мужчины были уверены в победе Феотоки, — а о том, в скольких
заездах ему удастся придти первым. Василий действительно третий раз собирался
взять Великий приз этих знаменитых на весь мир колесничных бегов. Победителю,
занявшему одно из трех мест, разрешалось снова принять участие в Ипподроме
только спустя четыре сезона. Правда, при переходе в партию другого цвета этот
запрет снимался, и некоторые возницы то и дело делали такие переходы, чтобы
чаще попадать на знаменитые бега, но Феотоки неизменно оставался верен красным.
Второй раз он выиграл Великий приз в августе 2012 года, но в мае 2014-го пришел
лишь вторым, и теперь настало время вновь попытать счастье.
— Вы всерьез
думаете, что сумеете угадать число заездов, которые он выиграет в каждый
конкретный день? — засмеялась Дарья, прислушиваясь к спору. — По-моему, это
невозможно. Это же колесо фортуны! Если только совсем случайно повезет угадать…
— Боюсь, вы
правы, — повернувшись к ней, согласился Йоркас, не так азартно настроенный, как
его собеседник. — Помню, в две тысячи десятом какой был скандал, когда все на
него ставили, а он так неудачно навернулся!
— Ой, да, это
было нечто! — подхватила Лейла. — Моего папу тогда чуть удар не хватил, он сто-олько
проиграл! Кстати, Дарья, просвети нас, ты же наверняка знаешь, что тогда такое
случилось? Кто говорил, что его подкупили, кто — что он не выспался…
— Да это сам
Феотоки и говорил, что не выспался, — вмешался Аристидис. — Сразу после бегов,
в интервью.
— Это как-то
банально! — наморщила нос Марфа, молоденькая аспирантка, писавшая диссертацию
под руководством Контоглу.
— Банально, но
это так и было, — улыбнулась Дарья. — Он действительно тогда сильно не
выспался, спал, наверное, часа два всего. Так получилось, разговоры всякие…
Тут она
умолкла. Все же не стоило вдаваться в подробности, с кем и о чем были эти
разговоры. Ведь это она тогда заболтала Василия — точнее, они заболтали друг
друга: именно в ту ночь они объяснились в любви… Но не рассказывать же об этом
на публику!
— Разговоры
всю ночь? — удивилась Лейла.
— А что
такого? — засмеялась Эванна. — Для «сов» в самый раз!
— Да, у меня
внук тоже каждый день в пять утра ложится, — вздохнула тетя Вера. — У него своя
компьютерная химия, Бог знает, что такое, я в этом не разбираюсь…
— Все-таки это
как-то легкомысленно, — заявила Лейла. — Я имею в виду — болтать всю ночь,
когда назавтра такой ответственный день и надо быть в форме!
— Это смотря о
чем болтать, — вдруг подал голос Алхимик.
Дарья краем
глаза заметила, что он наблюдает за ней, и слегка смутилась. Но не успела она
еще сообразить, что ответить, как в беседу вмешался Мишель Перье:
— Да ладно
вам! — хохотнул он. — Не знаю, как у вас, а у нас выражение «ночные разговоры»
обычно служит символическим обозначением куда более захватывающего
времяпровождения, — француз весело посмотрел на Дарью. — Не сочтите за
бестактность, госпожа Феотоки! Просто очевидно, что такая женщина, как вы,
способна заставить забыть обо всем на свете, даже самом что ни на есть важном!
Так что это чистой воды комплимент, и скажу без лести: вашему супругу очень
повезло!
Дарья залилась
румянцем.
— О, галлы! —
София воздела глаза к потолку. — Вы вечно об одном!
— Что же
удивительного? Любовь и есть символ вечности, — заметил Йоркас. — Говорят, там
нас ожидает экстаз божественного эроса…
— Экстаз
адского пламени вас там ожидает, — проворчала тетя Вера преувеличенно сердитым
тоном. — Вечно вы, мужики, все сведете к одному…
— Но нельзя же
сказать, что это «одно» маловажно! — возразил Аристидис. — Если б не оно, род
человеческий прекратился бы!
— Благодетели
вы наши! — воскликнула София. — А вы не находите, что мы уже засиделись?
— Твоя правда,
— согласился Контоглу, бросив взгляд на часы, и встал; «французский» поворот
беседы с Дарьей в главной роли, кажется, не доставил ему удовольствия.
Все поспешно
опрокинули в себя остатки чая из кружек и, поднявшись, устремились к вешалке за
халатами. Возникла некоторая толкотня, Дарья решила подождать и стояла,
опершись на спинку стула. Щеки ее все еще горели. Что, если кто-нибудь и правда
решил, что той ночью они с Василем не разговаривали, а… «Но вообще-то что в
этом такого?.. То есть, для них в
этом нет ничего такого, — поправила она сама себя. — Тут ведь, наверное, почти
никто не считает, что до брака нельзя…» Ей как-то не пришло в голову, что коллеги просто
не знают или не помнят, что в то время она еще не была женой Василия, и потому,
в сущности, в реплике француза не было ничего особо неприличного.
Она вдруг
вспомнила, как смутилась в тот вечер, когда Евстолия предложила ей остаться у
них переночевать. Ей тогда на миг представилось… ох, чего ей только тогда не
представилось, хотя она, конечно, тут же одернула себя, рассудив, что она
бесстыдно думает «неизвестно о чем», а Василию даже в голову не придет ничего
такого… Ему и не пришло. Несмотря на признание в любви, он даже не поцеловал ее
в ту ночь. Только держал за руку, смотрел в глаза и улыбался… А ей ничего и не
надо было другого. Возможно, он боялся ее смутить, все же она вошла в его дом
еще как послушница… Как бы то ни было, поцеловались они впервые при следующей
встрече, Дарья к тому моменту уже объявила игуменье, что не видит в себе
призвания к монашеству и думает вернуться к светской жизни. А в ту ночь были
только разговоры, разговоры… и радость обретения одновременно друга и любимого
— она наполнила ее жизнь светом, танцевала в душе солнечными зайчиками… В какой
момент этот свет померк, подернувшись дымкой странной тоски, которая погнала ее
от мирной домашней жизни сюда, к чужим людям с незнакомыми ей интересами?..
Дарья услышала
рядом какой-то шорох и повернулась: в двух шагах от нее стоял Алхимик и
застегивал пуговицы на своем черном халате. Ставрос пристально взглянул на нее,
и она вдруг ляпнула:
— Мы просто
разговаривали!
«О Боже, зачем
я…» Она еще не успела додумать и как следует ужаснуться, как он неуловимо
улыбнулся и ответил:
— Не
сомневаюсь.
А потом все
мысли улетучились у нее из головы, потому что Алхимик шагнул к ней, его рука
легла на спинку стула буквально в сантиметре от ее, и его голос прошелестел почти
в самое ухо:
— Но иногда
хочется немного большего, не так ли?
Все это
произошло за несколько секунд, и в следующий миг Алхимик уже выходил из
«трапезной», словно и не стоял только что рядом с Дарьей. Пожалуй, никто из
коллег не заметил этого эпизода, а между тем Дарья в эти мгновенья перестала
что-либо соображать, воспринимая по-настоящему только две вещи: невозможно
красивую руку, оказавшуюся в такой близости от ее руки, и невозможно
шелковистый голос — казалось, он скользнул по ее коже, как нежная ткань и
нырнул куда-то за пазуху, заставив сердце стремительно забиться. Смысл
произнесенных слов дошел до нее, когда Ставрос уже скрылся за дверью, и Дарью
бросило в жар. «Как он мог узнать?!..»
«Стоп! —
подумала она. — Ничего он знать не может. Это просто совпадение… Но что он
тогда имел в виду?»
«Зачем я
сама-то ему сказала это?..»
«Что же это
такое?!»
Последнее
относилось к ощущениям, испытанным от мгновенной близости Алхимика. Пожалуй,
этак выйдет, что Василий не зря начал ревновать…
«Нет, это
невозможно! Я ничего к нему такого не питаю! Он просто на меня… как-то странно
действует…»
— Дари, ты
идешь?
Голос Эванны
вернул ее к реальности, и Дарья увидела, что в «трапезной» уже никого нет, на
вешалке одиноко грустит ее халат, а ирландка стоит в дверях и смотрит
вопросительно.
— Да-да, иду,
я что-то задумалась…
За оставшуюся
часть рабочего дня Дарья несколько раз роняла колбы и пробирки — к счастью,
пластмассовые, так что обошлось без стеклянных брызг, — чуть не перепутала
цифры, занося в компьютер результаты химических анализов, а когда понесла
Ставросу чистые сосуды и инструменты, у нее едва не подкашивались ноги — так
она боялась встретить его взгляд или услышать еще что-нибудь «непонятное»… Но
Алхимик, за все то время, пока она находилась в его «пещере», даже ни разу не
посмотрел в ее сторону.
В смятении она
позабыла, что собиралась сразу после работы пойти с мужем в магазин, и почти
растерялась, увидев его имя на экране зазвонившего мобильника. Василий сказал,
что уже ждет ее внизу, у дверей института. Дарья попрощалась с коллегами —
перед Рождеством был укороченный рабочий день, и все тоже собирались уходить, —
быстро взглянула на себя в зеркало: все как обычно, только чуть больше румянца
на щеках… Заметив краем глаза, что Алхимик тоже уже направляется к выходу, она
поскорей выскользнула из лаборатории, почти бегом полетела по коридору и… едва
не сбила с ног какого-то старичка в белом халате. Он как раз вышел из бокового
коридорчика, Дарья задела папку у него в руках, и та со смачным шлепком упала
на пол.
— Ой! — Дарья
притормозила и бросилась поднимать уроненное. — Простите, пожалуйста!
В этот момент
из лаборатории вышел Ставрос и направился в их сторону. Дарья поскорей вручила
старичку папку, с досадой подумав, что поговорка «поспешишь — людей насмешишь» решила
оправдаться как нельзя некстати.
— Куда ж вы
так торопитесь, красавица? — покачал головой старичок, взглянув на нее поверх
аккуратных очков. — Как ни беги, от судьбы не убежишь, поверьте человеку с
солидным жизненным опытом!
— Спасибо! —
брякнула Дарья и, кивнув в знак прощанья, устремилась к дверям на лестницу.
Почему-то было
очень досадно от того, что Алхимик видел всю эту сцену и даже, наверное, слышал
разговор — она не успела отойти далеко от лаборатории…
— Привет! Ты
чего такая запыхавшаяся? — немного удивился Василий, когда она вышла из
института.
— Не терпелось
тебя увидеть! — улыбнулась она, беря его под руку.
И
почувствовала легкий укол совести. На самом-то деле она бежала вовсе не к мужу.
Надо называть вещи своими именами: она убегала от Алхимика. От его пристального
взгляда, от его фраз с подтекстом, от его колдовского голоса, от… Она
вспомнила, как изящные пальцы коснулись спинки стула рядом с ее рукой, и
почувствовала, как по спине побежали мурашки. Вот наказание! И ведь никому не
расскажешь и ни с кем не посоветуешься, что тут делать… Или, может, это
все-таки знак, что надо увольняться из лаборатории, действительно от греха
подальше?..
«Если я сейчас
уволюсь, то никогда не узнаю, что все это значило и почему он говорил мне такие
вещи, — подумала она. — В самом деле, что он имел в виду? Что за странный
человек! Молчит, молчит, а потом как скажет… Не может же он знать о том, как мы
с Василем объяснились и о чем я в тот день думала! Значит, он имел в виду
что-то другое. Только как же с ним об этом заговоришь?..»
Когда они с
мужем уже стояли в мясной лавке, ожидая, пока им взвесят и упакуют гуся, Дарье
пришла в голову другая мысль: должна ли она сказать на исповеди обо всех
странностях последних недель? С одной стороны, во всем этом вроде бы было что-то
«не то», но с другой — как об этом рассказать? Если это грех, то для начала
надо его как-то обозначить. Например, только что она по сути соврала мужу, и
это грех лжи, тут все понятно. А вот как назвать ощущения, подобные испытанным
сегодня, когда она услышала над ухом шелковый голос Алхимика? Это вроде бы и не
дело, ведь она ничего не делала, и не помысел — она ни о чем связном в тот
момент не думала… Это было некое ощущение. А разве в ощущениях каются?.. Просто
рассказать о случившемся и спросить у отца Павла, что все это может значить?
Дарья как-то была не готова к подобной откровенности с духовником… Или… она
вдруг вспомнила одну читанную еще в Казанском монастыре на родине брошюрку с
длинным подробным списком грехов. Или это называется «блудным ощущением»?..
Дарья слегка покраснела и прикусила губу. Но тогда уж, видимо, надо еще
покаяться и в том, что вчера вечером ей захотелось… вкусить любовных
удовольствий, несмотря на пост? Нет, так можно далеко зайти! Не хватало еще
превращать исповедь в какой-то стриптиз!
«Скажу просто:
согрешила нечистыми помыслами, и все, — подумала она. — В конце концов, Бог
ведь знает, что я обозначаю этим словом, а отцу Павлу это знать вовсе не
обязательно!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия